Илья Петрович провел в раздумьях о своей, так разительно переменившейся судьбе, сделала свое дело. Эту перемену, произошедшую с его недавним помощником, не без удовольствия отметил губернатор Шмаков…
… «Что, гнида, не любишь, когда тебя ногтем придавливают!» — подумал Георгий Юрьевич, глядя на стоявшего перед столом Резвого — сесть ему, губернатор не предложил.
Однако «гнида» все еще пыталась хорохориться. Изобразив на лице оскорбленную невинность, Илья Петрович со слезой в голосе произнес:
— Я не понимаю, Георгий Юрьевич, что могло послужить причиной, для столь непочтительного со мной обращения!
Губернатор вздохнул и пододвинул к краю стола папку.
— На, читай!
Ноги Ильи Петровича вдруг сделались ватными, и он тяжело опустился на стул, стоящий напротив губернаторского стола. Резвый раскрыл лежащую перед ним папку все еще надеясь, что ошибся. Но, увы! Это была та самая папка с компроматом, которую он сам лично положил в камеру хранения на железнодорожном вокзале. Илья Петрович стал механически перебирать вложенные в папку бумаги, не пытаясь их читать, поскольку и так знал что там написано. Он просто пытался тянуть время, чтобы хоть как-то собраться с мыслями, в которых в настоящий момент были разброд и шатание. И лишь где-то на краю сознания мелькнула мысль о том, что в папке не хватает части содержимого, касающегося администрации губернатора, самого Шмакова и генерала Еременко. Презрительный голос губернатора положил конец его бесполезным потугам.
— Оригиналы уже в прокуратуре! С работы вы со вчерашнего дня уволены! А теперь убирайтесь вон! Но из города ни шагу! Скоро за вами придут…
Илья Петрович встал и, собрав все оставшееся мужество, произнес, глядя в глаза губернатору:
— Вы все об этом пожалеете!
В ответ губернаторский взгляд стал еще презрительнее.
— Если ты имеешь в виду диск установленный в компьютере на квартире у Наташи, то спешу тебя разочаровать — «кина не будет»!
По виду вдруг враз постаревшего Ильи Петровича стало ясно, что удар пришелся точно в цель. Резвый повернулся и поплелся к двери…
… Когда Хмур узнал о том, что Резвый «под колпаком» у губернаторской охраны и у него, похоже, начались неприятности, вор сразу лег на дно. Тихий омут, куда Хмур занырнул, подействовал на него расслабляющее, и он предался размышлениям: «что делать?», и «кто виноват?». Вскоре размышления привели его к пониманию, что для того, чтобы ответить на оба сакраментальных вопроса, надо сначала понять: а что собственно происходит? И вот на этот, вполне обыденный вопрос, ответ надо искать если не у Резвого, — к которому сейчас было не подступиться — то у Максима Мороза, без которого здесь явно не обошлось. Правда, знай, или хотя бы догадывайся, Хмур о том, кем на самом деле является Мороз, он бы немедленно избавился от этой идеи. Но он не знал, и это его отчасти извиняет…
… Когда Хмур уселся за столик напротив Мороза, который зашел в уличное кафе слегка передохнуть и выпить стакан воды, то он с подозрение посмотрел на улыбающееся лицо своего старого знакомого.
— Чего ты лыбишься, как будто голую девку увидел?
— При чем тут девка? Просто рад видеть однокашника!
— Ну, ну… — не поверил ему Хмур.
И правильно сделал. Потому что улыбался Максим вовсе не от того, что был рад видеть воровскую харю Хмура, а от того, что представил себе во всех деталях то, что происходит сейчас вокруг этой, незапланированной им, встречи. Люди Хмура, которые только и ждут команды «фас», чтобы наброситься на него, Максима, и не подозревают о том, что сами находятся под прицелом «орлов» майора Васильева. Прямо — «картина маслом»!
Однако вскоре улыбка сошла с лица Максима. Оно сделалось холодным и жестким. Происходило это по мере того, как Хмур излагал интересующую его тему. Когда тот закончил и вопросительно уставился на Мороза, тот выдержал паузу и жестко произнес:
— С какого бодуна ты решил, что я буду отвечать на твои вопросы, тем более, заданные подобным тоном? Хотя, отчасти, я твое любопытство все же удовлетворю. Тем более что это уже не секрет… Бывший помощник губернатора Илья Петрович Резвый изобличен как преступник и против него возбуждено уголовное дело!
— И судя по всему не без твоей помощи, однокашник!
— Думай, как хочешь!
— А ты не боишься, что я додумаюсь до того, что ты уже не выйдешь из этого кафе живым?!
Этого Максим как раз и не боялся. Другое дело — не хотелось поднимать пальбу в центре города… «Делать нечего: видно пришла пора пускать в ход тяжелую артиллерию!». Максим вынул из кармана тесненные золотом «корочки» и показал их в раскрытом виде Хмуру.
— Может быть, это повернет твои мысли в другую сторону?
Хмур изменился в лице, когда прочитал документ, и откинулся на спинку стула.
— Классный оберег… скажу прямо: удивил ты меня, очень удивил…
— Теперь ты понимаешь, чего стоят твои угрозы? Ты сам все видел, и если…
— Ладно, не кипятись… Это, конечно, меняет дело! Извини, что побеспокоил!
Хмур встал из-за стола.
— А ты не так-то прост оказался, однокашник…
Максим ничего не ответил.
… На третий день после событий, произошедших в кабинете губернатора, Илья Петрович начал приходить в себя. К нему снова вернулась способность трезво оценивать ситуацию. Нет, он вовсе не вышел из запоя. Он в него, собственно, и не заходил. Резвый вообще никогда не злоупотреблял алкоголем. Просто удар, нанесенный ему, был таким сильным, что для того, чтобы отойти от него, потребовалось время. Зато, теперь он вновь мог нормально соображать. И начал он с анализа ситуации. «По всему выходит, что дело дрянь! Компромат у меня отобрали, с работы меня выперли. Мало того: дело уголовное завели, и теперь сиди под подпиской о невыезде! А вот Смирнова отпустили… И что дальше? Нет, много мне, конечно, не дадут. Но и на условное наказание рассчитывать не приходится. А ведь я уже не молод… Значит, на жизни можно ставить крест? Как ни обидно, но, по всему, выходит, что так! Тогда лучше пулю в висок! Но сначала надо кое с кем посчитаться… Эх, с каким бы удовольствием я сомкнул руки на горле губернатора! Ведь не будь он таким чистоплюем, мог бы и отмазать! Ведь я и ради него тоже, старался! Но до губернатора не добраться! А вот до Мороза… Ах, как я его недооценил! Переиграл меня, «казачок засланный»! Ну, ничего… Пуля она ведь, как известно, дура, победителя от побежденного не отличает!.. Но надо торопиться, пока Мороз к себе в Москву не укатил. Там его достать будет труднее… Хмур! Я в него столько деньжищ вбухал, вот путь и отрабатывает! Но сначала надо уйти из-под наблюдения… Где тут у меня кассета была припасена?.. А, вот она! Три часа моего «присутствия» в квартире она обеспечит. Осталось наложить грим, сменить одежду, включить магнитофон, и — вперед!».
… Найти Хмура сходу не удалось. На просьбу позвать того к телефону, Илье Петровичу ответили, чтобы он перезвонил через час. Через час ему назначили встречу в том самом бункере, где держали секретаршу Смирнова, Дашу. Когда Илья Петрович в длинном плаще, с капюшоном, опущенным на голову, вошел в помещение, сзади него в дверном проеме сразу выросла массивная фигура. Еще один охранник сидел на топчане. Сам Хмур сидел на табурете. Второй табурет он пододвинул Илье Петровичу.
— Присаживайся!
— Спасибо, я постою!
— Это правильно, еще насидишься… Говори, с чем пожаловал!
Что-то в тоне Хмура Илье Петровичу показалось подозрительным. Раньше он так вызывающе не разговаривал. Правда, и он сам раньше имел иной статус… Илья Петрович изложил Хмуру свою просьбу. То, что последовало за этим, повергло его сначала в шок, потом в ярость. Такого количества изощренных оскорблений ему в жизни еще выслушивать не приходилось. Илья Петрович понимал не все из того, что
