происшествие с достойным уважения спокойствием – вряд ли естественным, но тем не менее завидным. Так что несколько минут – довольно много, впрочем, – пока останки машины снижались, в кабине никто не кричал, не вскакивал с места и вообще не проявлял никаких особенных признаков растерянности: все, повинуясь команде тренера, просто-напросто остались на своих местах, лишь приняв рекомендованные для таких ситуаций позы: пригнулись, приблизив головы к коленям. И лишь рослый пожилой мужчина, до того дремавший в кресле «С» в первом ряду, отстегнулся, встал, несмотря на ощутимую болтанку, сделал, придерживаясь за переборку, три-четыре шага, нажал ручку двери и оказался в пилотской кабине. Видимо, действие это заинтересовало и тренера спортсменов, который немедленно поднялся со своего места и последовал за пассажиром.
В рубке было спокойно. Командир корабля сидел, откинувшись, насколько позволяла спинка кресла, второй пилот курил сигарету, глубоко затягиваясь и медленно выпуская дым, штурман, держа ладони на наушниках и полузакрыв глаза, слушал эфир. Казалось, никто из них не удивился неожиданному появлению пассажира. Он аккуратно затворил за собою дверь, широко расставил ноги, чтобы держаться устойчивей. Когда секундой позже в рубку вошел тренер, пассажир лишь посторонился, чтобы пропустить его. И опять- таки никто из экипажа не выказал ни малейшего признака удивления или беспокойства.
– Ну, как – спросил пассажир, глядя на командира. Вопрос был задан по-английски. Пассажир владел языком чисто, но легкий, едва уловимый акцент свидетельствовал о том, что язык этот не был для него родным.
– Все о’кей, – ответил командир невозмутимо.
– Насколько возможно в этих условиях, – дополнил второй пилот.
– Неожиданности? – поинтересовался пассажир, не проявляя никакого волнения.
– Ветер, – на этот раз ответил штурман. – Не по прогнозу. Норд-вест, с моря. До двухсот сорока футов. В этом году ветры вообще словно с цепи сорвались.
– Вроде бы ни к чему нам такой ускоритель, – сказал пассажир.
– Совсем некстати, – пробормотал тренер команды.
– А, ладно, – усмехнулся второй пилот. – Мелкая картошка.
– Значит, пронесет? – спросил пассажир.
– Боюсь, что занесет далековато, – кивнул командир.
– Может перенести через границу?
– Джордан, – сказал командир, – как полагаешь?
– Не думаю, – сказал штурман.
– Джордан так не считает, – сказал командир.
– О’кей, – сказал пассажир. – Поживем, увидим. Тогда у меня пока все. А у вас, тренер?
– Я подожду до земли, – сказал тренер. – Хотел только сказать, что у нас всё в порядке.
– Хотите кофе? – предложил штурман.
– Потом, – сказал пассажир. – На земле. Просигналить успели?
– Это автоматически, – объяснил второй пилот. – Комп подает сигнал без наших просьб.
– Спасибо за информацию, – поблагодарил пассажир.
– Не стоит благодарности, – ответил капитан.
Пассажир кивнул и неторопливо вернулся в салон, где включенные табло просили пассажиров воздержаться от курения и пристегнуть ремни.
– Ваши ребята хорошо переносят передряги, – сказал пассажир одобрительно тренеру, когда тот проходил мимо, направляясь к своему месту.
– Иначе нельзя играть, – сказал тренер.
– Покачивает, – сказал пассажир, держась за подлокотники кресла.
– Не без того.
– Могут быть легкие осложнения, как вы думаете? – спросил пассажир. – Путается вся топография. Может забросить куда-нибудь – в центр какого-нибудь города.
– Без осложнений редко обходится, – сказал тренер равнодушно. – И в городах люди живут.
Пассажир усмехнулся и, ни на что более не отвлекаясь, направился к своему месту. Для этого ему пришлось миновать несколько рядов. Люди, мимо которых он проходил, смотрели на него безразлично. Словно бы его вылазка к пилотам осталась незамеченной.
Кабина снижалась. Само приземление состоялось относительно благополучно. Опускавшаяся кабина счастливо миновала лес – не очень густой, кстати, – и лишь чиркнула по верхушкам деревьев, по самой опушке, после чего достаточно ощутимо, но все же не очень опасно ударилась о мягкую, поросшую травой землю обширной поляны; аэростаты, успевшие за время спуска стравить почти весь газ (иначе кабину с людьми могло бы унести вообще неизвестно куда), – яркие оболочки баллонов перед тем, как погаситься, еще несколько метров протащили громоздкое тело машины по кустам, безжалостно ломая их, затем опали – и на этом рейс закончился.
Люди еще секунду-другую сидели молча, потом все разом зашевелились, отстегивая ремни и выбираясь с немалым трудом в проходы между креслами. Это было нелегко, потому что кабина лежала с сильным креном на борт – именно на левый, в котором были двери, так что для того, чтобы выбраться из машины, пришлось воспользоваться аварийными выходами. Несколько минут продолжались внезапно вспыхнувшие беспорядочные разговоры – вернее, не разговоры даже, а обмен какими-то междометиями, обрывистыми фразами, малопригодными для изложения мыслей, но прекрасно передающими чувства и настроения, и для того только и служащими, чтобы дать выход внутреннему напряжению. «Ну, слава Богу – смотри-ка, а? Все- таки… – М-да, знать бы заранее… – А я уж было подумал… – Смотрю на тебя, ты сидишь серьезный, как в
