— Маша, где ты?!
— Я здесь, — пискнула она, не сводя глаз с пистолета.
Сердце ее бешено колотилась. Серж ведь не был свидетелем того, как этот стрелок только что раздробил колено Егору. Поэтому он может на него орать, думая, что все ему сойдет с рук. А вот парень в черном, судя по всему, так не думал. Пистолет он не убрал, как раз наоборот — очень даже походило на то, что он сейчас снова начнет палить по коленям. Или, чего хуже, по головам.
— Господи! — Бобров встревоженно глянул на нее. — Ты в порядке?
— В относительном.
— А почему ты на полу сидишь? — Он порывисто рухнул рядом и зачем-то стал ощупывать ее ногу, повторяя:
— Ты в порядке? В порядке?
— Эй! Что ты за хрен такой? — четко и без всяких эмоций обратился к нему парень с пистолетом. Видимо, терпение его стремительно иссякало.
— Это я у тебя спросить хочу, — ворчливо огрызнулся меценат, продолжая мять колено своей подопечной. — Что за фигню вы тут устроили?
— Пока не началась бессмысленная пальба, позвольте я все объясню, — подал голос Александр.
— Только не это! — Подельник Егора, устойчиво сохраняющий на лице цвет штукатурки, закатил глаза. — Кто ж ему слово-то дал! Изверги!
— Спор идет о кулоне, вернее, о праве им обладать.
Кулон все еще у меня.
— Да? — Бобров посмотрел на него в искреннем восхищении. — Я так и думал, что ты его найдешь. Уж больно ты пытливый. Эх, скаут ты хренов!
— Вот те ребята — от господина Бессмертного, — продолжил сэр Доудсен, пропустив его замечание мимо ушей. — Вот эти, с оружием, — от господина Климова…
— Моих приплюсуй, — предложил меценат. — В подъезде человек десять будет. И еще я ментов вызвал.
— Пошла каша, — недовольно проскрипел Егор.
— Так что все, милые, банкет окончен. Кто не хочет провести остаток дней на Колыме или сыграть в ящик, пошли вон. — Бобров встал и с упрямством, присущим разве что быку на корриде, глянул на парня, все еще целящегося ему в живот. — Я сказал — вон.
— Я тебе щас башку разнесу, — огрызнулся тот.
— Во сне, мальчик.
Но «мальчик», что называется, закусил удила. Осуждать его за это было бы по меньшей мере бестактно. В конце концов, где это видано, чтобы порядочного человека с пистолетом оскорблял какой-то пухлый безоружный господин. Да как еще оскорблял, с особым цинизмом, можно сказать. Бандит побледнел и, вскинув руку, вознамерился нажать на курок. В этот момент воздух снова рассекла трость Александра. После глухого удара пистолет со свистом пронесся под потолком, пробил окно и полетел прочь, навстречу земле.
— Вам бы действительно лучше уйти по-хорошему, — проникновенно обратился к нему потомок аристократического рода. — И передайте мою благодарность господину Климову.
Судя по всему, удар несколько отрезвил бывшего союзника, повыбив из него никчемную скаредность. Баюкая больную руку, он поплелся к выходу, бормоча на ходу невнятные проклятия. Напарник поспешил следом.
— Этих пропустите. Пускай валят ко всем чертям! — крикнул в сторону прихожей Бобров и снова с отеческой нежностью глянул на Машу:
— И как тебя угораздило ввязаться во все это?
— Я думаю, об этом стоит поговорить несколько позже, — опять обозначил свое присутствие сэр Доудсен. — Уже довольно поздно. Сожалею о разбитом окне. — Он поклонился немало удивленному предыдущими сценами художнику. — Вам бы нужно поспешить в больницу. Он кивнул Егору.
Серж помог Маше подняться.
— Я не хочу, чтобы ты тут ночевал. — Она подала руку Коле:
— Поедем ко мне.
— Как?! — Глаза мецената вмиг превратились в узенькие блестящие щелочки. — А как же твой ненаглядный кавалер? — Он глянул на сгорбленного, бледного от боли Егора. — Его тебе совсем не жаль?
— Сэр Доудсен, кажется, предложил перенести все объяснения на завтра, — недовольно напомнила она. — Я с ним полностью согласна.
— А я нет! — взревел Бобров.
— Возьмите, это вас немного развеселит. — Александр протянул ему кулон.
Меценат осторожно принял его, повертел на ладони и сунул в карман куртки, буркнув:
— Ну вас! Что за секреты, в самом деле!
— Нет тут никаких секретов, — резко ответила Маша. — Не могу я допустить, чтобы мой друг оставался в квартире с разбитым окном. К тому же он столько сегодня пережил, и все по моей вине.
Она неожиданно осеклась, посмотрела в сторону Егора, потом стремительно подошла к нему:
— Ты убил Аську? Отвечай!
— Какую, к черту, Аську… — простонал тот. — Не видишь, у меня колена нет!
— Сейчас второго не будет! Ты убил?!
Александр тихо подошел сзади, взял ее за плечи и произнес:
— Мария, не настаивайте. Ему действительно невыносимо больно. Он не убивал Анастасию.
— Откуда вам знать! — Она мотнула головой, не отводя гневного взгляда от бывшего любовника. — Этот на все способен.
— На многое, скажем так, — мягко согласился с ней сэр Доудсен. — Но Анастасию он не убивал.
— А кто? Кто убил? И кто убил Ирму Бонд? — Неожиданно она повернула голову в сторону Боброва и спросила таким тоном, словно знала ответ:
— Кто убил Ирму Бонд?!
Тот потупился, покраснел и, резко развернувшись, пошел к выходу, деловито покрикивая:
— Отвезите девушку и художника с Александром, куда скажут. Сначала девушку. Этих не трогать, пускай сами добираются.
Маша всхлипнула, прошептав:
— Я так больше не могу.
Сейчас ей было очень плохо! Хуже, чем час назад, когда она узнала о предательстве Егора. Не в силах больше носить в себе переполняющую ее тяжесть, она упала лицом на плечо аристократа и закрыла глаза. Он погладил ее по голове, обнял за плечи и повел к выходу, приговаривая:
— Ничего, ничего. Все обойдется. Все наладится. Вам нужно выспаться. Завтра начнется новый день.
— Вы не понимаете, — пробормотала она. — Вы не понимаете. Я не хочу в это верить!
Утром следующего дня по настоянию молодого аристократа в офисе Боброва должны были собраться все участники «истории с кулоном», исключая художника Николая, который никакого отношения к ней не имел, кроме того, у него появились неотложные дела, связанные с восстановлением пробитого окна. Маша с Александром прибыли первыми. Ночь она провела в размышлениях и догадках, в коих принял участие и Коля, мучимый бессонницей после столь тяжелых потрясений.
День у нее начался хмурыми воспоминаниями. Странно, но Егор очень быстро вылетел из ее сердца, правда, оставил в душе неприятный осадок, словно наследил на чистом паркете. Она не хотела о нем думать.
«Подонок! — сказала она себе, наливая чашку кофе. — Он свое получил! И на этом точка!»
Впрочем, она походила по квартире, отыскивая следы его пребывания в своей жизни. Сняла с вешалки его полотенце, убрала с полочки его бритвенные принадлежности, одеколон и зубную щетку, вынула из шкафа две рубашки и все это затолкала в мусорное ведро. Проделала все быстро, без эмоций, словно машинально. Потом она открыла форточки во всех окнах, проветрила, чтобы ушел его дух.
