но сужался с обоих концов, а посередине свет как будто свисал складками, словно занавес.
Элисон застонала.
— Ты видишь? Видишь?
— Все нормально, — сказал Гвин. — Элисон, все нормально. Знаешь, что это? То самое, о чем я тебе говорил. Идем!
Она рванулась от двери обратно на середину хижины.
— Нет! — крикнула она.
— Это же всего-навсего болотный газ, — успокаивал Гвин. — Мы проходили по химии. Вы разве нет? Он часто бывает в таких местах, как это. Где растения гниют в воде. Совсем не опасен.
— Нет!
— Он называется метан. СН4… Ты что, не знаешь? Соединение углерода с водородом, и он не ядовитый. Пойдем, сама увидишь.
— Нет!.. Ты не можешь понять, Гвин.
— Ну хочешь, я его задую. Он исчезнет, — сказал Гвин. — Я прыгну на него, хочешь?
— Нет! Гвин… Пожалуйста,
— Но ведь это болотный газ.
— Может, и так. Болотный. Неважно… Но его кто-то посылает!.. Неужели не понимаешь?
— Хорошо, Элисон. Давай никуда не пойдем. Дождемся утра. Сядем здесь, и я расскажу тебе все, что знаю, про копченую селедку. Ладно?..
Они уселись на пол, Элисон прислонилась головой к плечу Гвина, и он болтал о самых разных вещах, пока солнце не позолотило верхушку горы. Тогда он разбудил Элисон.
Они вышли из хижины прямо в росистый радужный рассвет, быстро пошли к дому.
Гув Полубекон скреб граблями гравий на дорожке, что вела к главному входу. Он сдвинул шапку на затылок, когда увидел Гвина и Элисон, и сказал:
— Она пришла…
12
Гвин довел Элисон до двери в гардеробную. Потом пошел обратно.
Гув Полубекон по-прежнему стоял на дорожке, опираясь на грабли, не обращая на Гвина никакого внимания. Гвин приблизился к нему, выбил из-под него грабли — так, что тот чуть не упал. Поднял грабли и понес к конюшне. Гув молча следовал за ним. Одна из дверей — там сделали сейчас гараж — не была заперта, Гвин вошел туда, повесил грабли на стенку. Когда он повернулся, Гув стоял рядом.
— С утра пораньше вкалываете? — обратился к нему Гвин, стараясь быть язвительным. — Грабли помогают от бессонницы?
Гув не выразил ни возмущения, ни удивления.
— Тут много дел, — сказал он. — Но я не хочу помощника.
— Поэтому начинаете с четырех утра?
— Только летом, — сказал Гув.
— Не напускайте такой непонимающий вид, мистер Гув. И не стройте из себя тупого крестьянина. Во всяком случае, передо мной.
Гув ничего не ответил. Гвин обратил внимание, что руки у него одинаковой ширины от плеч и до самых ладоней и висят сейчас совершенно неподвижно.
— Элисон вырезала из бумаги столько сов, сколько их было на сервизе, — продолжал Гвин. — У меня есть одна… вот… — Он сунул руку в карман, нахмурился, вывернул карман наизнанку. — Неважно… Она делала эти штуки, а с тарелок начали исчезать рисунки. Мой первый вопрос, мистер Гув…
— Она хотела стать цветком, — оборвал его тот, — но вы сделали ее совой… Зачем мы губим друг друга?
— Я первый задал вопрос, — сказал Гвин. — Какое отношение эти тарелки имеют к женщине по имени Блодведд?
— Она леди…
— Ну и что?
— И она пришла.
— Что вы хотите этим сказать?
— Я не знаю.
— Мистер Гув, — сказал Гвин. — Элисон так напугана сейчас, что превратилась в такого же психа, каким вы зачем-то притворяетесь. Я думаю, вы что-то знаете обо всем этом и расскажете мне… Что происходит с тарелками?
— Их сделал мой дед.
— И что дальше?
— Он сошел с ума.
— Ладно. Поиграем немножко в вашу игру… — сказал Гвин. — Отчего он сошел с ума?
— Там, в лесу.
— Я спросил «отчего», а не «где»… Хорошо… Где в лесу, мистер Гув?
— Там есть дамба через болото, — отвечал тот, — она ведет к воротам в ограде, недалеко от берега реки. Он увидел женщину из цветов, но у него не было сил ее удержать, и она превратилась в… Он никогда не говорил, что произошло потом. Там, в лесу… Мы не ходим туда.
Гвин почувствовал, что бледнеет.
— У самых ворот? — сказал он. — В конце дамбы, там, где большое дерево… А неподалеку что-то вроде курятника… Да?
— Откуда ты знаешь? — спросил Гув. Он стоял, крупный и тяжелый, в просвете двери. — Откуда знаешь? Мы не ходим туда. — Его огромные руки вытянулись вперед, схватили Гвина. — Мы не ходим… туда… И ты…
— Кто это «мы»?.. Пустите!.. Вы не мой хозяин. Я хожу, куда хочу… Пустите, вы делаете больно!
— Мы все не свободны, — сказал Гув. — Только пытаемся иногда стать свободными. Никто не свободен. Мой дед пытался… мой дядя пытался… Я тоже хотел… Но конца ей нет… Конца несвободе…
— Пустите!
Гвин вывернулся из рук Гува, однако не смог проскочить в дверь и отпрыгнул к шкафчику с инструментами, готовый спрятаться за него, если нужно, или защищаться. Но Гув оставался неподвижным. Он заговорил вновь, как если бы ничего не произошло.
— Она хотела быть из цветов, но вы сделали ее совой… Чего же вам жаловаться, если она выходит на охоту…
— Говорите нормальным языком! — закричал Гвин. — Пожалуйста! Я должен все знать!
— Ты уже знаешь, — сказал Гув. — Ллью, и Блодведд, и Гронв из Пебира. Эти трое все время маются, потому что в них — вся сила этой долины, и через них она…
— Что за сила такая? — спросил Гвин.
Гув не отвечал.
— Гув! Привидения, что ли? Духи?
Гув покачал головой.
— Она в тарелках, да?
— Отчасти, — сказал Гув. — Иногда.
— А картина в бильярдной? Откуда она? Вы знаете про нее?
— Да, — сказал Гув. — Ее нарисовал мой дядя.
— Когда?
— Много лет назад.
— Но она совсем старая. Наверное, семнадцатого века.
— Ее нарисовал мой дядя.
