Элидор

действительно здесь. И помощи ждать неоткуда.

За лесной опушкой дорога превращалась в еле замет­ную тропинку и терялась среди болот. Белели в сумраке трутовики на деревьях; мох, словно волосы, свисал с вет­вей. Кругом царило безмолвие смерти. То и дело, впро­чем, безмолвие нарушали какие-то звуки — шум падаю­щих вдали деревьев, голоса предметов, застывших в ту­мане, наползавшем полосами там, где не было ветра. И от этого тишина угнетала еще больше. Дубы при одном прикосновении к ним растекались черной жижей.

Роланд не знал, как долго он шел и сколько ему уда­лось пройти. Лес невозможно было измерить ни миля­ми, ни часами; оставалось лишь брести от болота к боло­ту, перелезать через прогнившие деревья — и надеяться, что все это в конце концов кончится.

Внезапно деревья раздвинулись — впереди показалась вересковая пустошь, замкнутая на горизонте скалами.

Роланд сделал еще несколько шагов, но вдруг пошатнулся и упал в траву. Он сбился с пути. Он был совсем один.

Когда Роланд открыл наконец глаза, он подумал, что никогда не сможет двинуться с места. Холод приковал его к земле.

Мальчик повернулся на бок и с трудом сел, положив голову на колени. Он так промерз, что уже не дрожал. Он не знал, сколько времени проспал, но вокруг все было по-прежнему. Все тот же свет лился с неба, на котором не было ни одного просвета.

Роланд поднялся и зашагал вверх, к горам. Они оказа­лись выше, чем он предполагал, — огромные гранитные столбы, расщепленные морозом и ветром, но Роланд вскарабкался по осыпающимся расщелинам вверх и ог­ляделся: он стоял на широком кряже, ведущем в сторону по равнине, которая терялась в тумане. Роланд не увидел ничего. Ни деревень, ни домов, ни огня, ни дымка. Он был один. Позади — обрыв, внизу — лес, уходивший вдаль. Единственный знак того, что когда-то этот край былобитаем, находился рядом с Роландом, но не радовал его.

На вершине горы был сложен круг из торчком постав­ленных нетесаных камней, расширяющихся кверху. Глад­кие, как галька, они были раза в три выше человеческого роста и возвышались над землей, словно крепко сжатые ку­лаки. Роланд вошел в круг не меньше четырехсот ярдов в диаметре, остановился посредине и огляделся.

От круга вдоль кряжа шла аллея из камней — острых обломков скалы, таких же высоких, как те, что стояли кругом, но более страшных и тонких. Они вели к пока­тому холму в миле поодаль.

Воздух здесь, если такое вообще возможно, казался еще неподвижнее; было так тихо, словно тишина прита­илась в самом Роланде. Он старался не шуметь, опасаясь, что тишину эту все равно ничем не нарушить.

Но сколько же в круге камней? Роланд принялся счи­тать их, начав слева от аллеи. Восемьдесят восемь. Не пропустил ли он одного в конце? Надо посчитать сно­ва — восемьдесят пять, восемьдесят шесть, восемьдесят семь. Возможно, у него устали глаза, громады камней мелькали перед глазами, и боковым зрением он, казалось, видел, будто они шевелятся, — восемьдесят четыре, во­семьдесят пять, восемьдесят шесть, восемьдесят семь, восемьдесят восемь, восемьдесят девять. А ну-ка, еще ра­зок. Раз, два, три, пять, шесть... Нет. Раз, два, три, четы­ре, пять, шесть, семь... Воздух вокруг стал плотным, слов­но у Роланда заложило уши. 'Зачем я их считаю?' — по­думал он.

— Ты не уйдешь, пока не пересчитаешь все камни.

— Да, не уйду... Кто это сказал?

Роланд оглянулся — и поймал себя на этом. 'Я разговариваю сам с собой. Видно, я тронулся'. Вокруг стояла такая глубокая тишина, что мысль его прозвучала громко, будто ее произнесли вслух. 'Я ухожу'.

Роланд бегом пересек круг. Он хотел выбраться на от­крытое место и не заметил, что оказался в самом начале аллеи из камней. Он свернул, намереваясь проскочить между камнями, но стоило ему приблизиться, как пер­спектива зашаталась, перевернулась, так что расстояние между камнями, вместо того чтобы увеличиться, сузи­лось. Пути не было.

Роланд повернул, сбитый с толку, — и снова оказался в аллее. Восемьдесят шесть. Восемьдесят семь. Восемьде­сят восемь. Восемьдесят девять. Девяносто. Камни не дви­жутся. Расстояние между ними большое.

Он устремил взгляд в один из просветов и кинулся туда.

Глыбы стояли так широко, что расстояние между ними в несколько раз превышало их собственную ширину, и все же, стоило Роланду приблизиться, как он тотчас ощу­тил, что просвет недостаточен. Снова и снова его броса­ло назад, словно он налетал на невидимую преграду в тем­ноте. 'Камни... не... движутся. Расстояние... между ними... большое', — повторял Роланд. Он видел, что это так, но, подходя к ним вплотную, вздрагивал от боли. Когда же наконец ему удалось пройти меж камней, изо рта у него вырвался страшный беззвучный крик.

— Все это мне мерещится, — сказал Роланд.

Внезапно страх исчез, и это само по себе пугало — сто­ило Роланду выйти из круга, как камни встали на свои места.

— Да между ними хоть на автобусе проезжай!

Воздух теперь уже не был таким плотным и душным, ничто не шевелилось, когда он начал снова считать. Во­семьдесят один. Еще раз. Восемьдесят один. Никаких за­труднений.

Роланд решил пройти по каменной аллее к холму. Оттуда обзор лучше, и можно будет определить, куда двигаться дальше. Он пошел низом, по кряжу, держась на всякий случай подальше от торчавших в небо камней.

Вскоре Роланд понял, что холм, как ни казался он ве­лик, был не частью кряжа, а насыпным курганом, равно­мерно округлым, с ровно срезанной верхушкой.

Аллея уперлась в высохший ров, опоясавший холм. Роланд соскользнул в ров, бегом пересек его широкое дно и полез вверх. Трава у него под ногами была хрупкой, как стекло.

С вершины холма он увидал далеко впереди на рав­нине какое-то возвышение.

Груда камней. Нет, подумал Роланд, это башни... и стены... в руинах. Еще один замок. Какой с него прок? А что там еще?

Роланд напряг зрение; немного спустя ему показалось, что слева появилось нечто более существенное, чем бе­гущая по небу гряда облаков.

Замок. Черный. Мертвый. Нет, здесь должно что-то быть.

Но кругом царило одно запустение. Равнина, кряж, море — все было мертво. Свет не имел цвета, все, даже собственное тело и одежда, казалось Роланду серым, слов­но на выцветшей фотографии.

Три замка.

Роланд глянул направо. Здесь темнота была непрони­цаема, как гром. И вдруг... Он увидел... нет, ничего... и снова...

Огонек. На холме. Слабый... словно... свеча... догора­ет... Башни! Золотые башни!

Позже Роланд не мог вспомнить, увидел ли он их во­очию или они возникли яркой вспышкой в его вообра­жении, но пока он напряженно всматривался в дымку, взгляд его, казалось, сфокусировался и притянул к себе замок. От замка исходило сияние, словно камни, из ко­торых его сложили, были пропитаны светом. Замок из янтаря. На стенах двигались люди; блестело оружие. Вдруг тучи закрыли горизонт.

Роланд все так же стоял на вершине холма, но искра, блеснувшая в тумане над равниной, прогнала усталость и безнадежность. То был голос, прозвучавший за стена­ми башни, то был луч света, мелькнувший меж туч.

Не теряя времени, Роланд кинулся к замку. Он съехал вниз по склону, притормаживая руками. Все будет хоро­шо. Теперь все будет хорошо. Все хорошо. И вот он на дне рва. У самого своего лица он вдруг увидел шерстя­ную перчатку — четыре пальца перчатки торчали из травы.

Четыре пальца перчатки торчали из травы, но трава между ними не смята, и на ней никаких следов.

Роланд осторожно потрогал перчатку— она оказалась пустая внутри. Он вынул из кармана перочинный нож и стал снимать дерн. Корни травы уходили в землю всего на два дюйма, под ними лежал белый кварц; Роланд об­вел ножом дерн и снял его, как кусок ткани. Он держал в руках полоску дерна, волокнистую форму нижней части перчатки с четырьмя аккуратными дырочками. Четыре пальца и манжета