– Ясно.
– Думаю, у немцев сейчас есть заботы поважнее, чем терять время на такую жалкую скорлупку. Договоримся так: через несколько минут я спущусь вниз, а вы станете капитаном. Врите как можно правдоподобнее, от этого зависит ваша жизнь… Так на чем я остановился? – Педро подчеркнуто спокойно посмотрел на хронометр. – Да, и раздобыл семейные архивы. Ну там, письма, судовые журналы и прочее. И сопоставил доходы с расходами. Представьте себе, поэт оказался прав, он гениально угадал процент доходов почтенных работорговцев. А вы его книги сжигать надумали…
– Послушайте, Педро, не ерничайте, я вас умоляю…
– Стоп! – перебил капитан. – Я ухожу в кубрик. Ваше спасение – в ваших руках. Вернее, в вашем языке.
Миллер заступил на место Педро. Наскоро постарался оценить ситуацию. Этот чертов Педро не так прост, как могло бы показаться на первый взгляд. В минуту серьезной опасности подставляет его под удар, ведь капитан несет полную ответственность за судно, отвечает за грузы и людей, которые находятся на борту. А что он знает о них? Педро – темная лошадка. Хвастун и враль – это полбеды, а вот чем промышляет? И какие дела связывают его с ведомством Гиммлера?..
Едва капитан Педро исчез в кубрике, как матросов тоже словно ветром сдуло.
Миллер, оставшийся в одиночестве, наблюдал, как впереди по курсу вырастают громады трех океанских судов – они шли малым ходом. Вскоре за их колоссальными тушами Миллеру удалось разглядеть еще несколько самоходных барж и пароходов.
Он вздрогнул от повелительного голоса, внезапно раздавшегося с верхней палубы ближайшего к нему судна.
– Стой! – прозвучала команда, многократно усиленная мегафоном.
Миллер крикнул по переговорному устройству распоряжение мотористу, и на сей раз его немецкий был понят: суденышко послушно легло в дрейф.
Штурмбанфюрер сумел рассмотреть человека, отдавшего приказ, поскольку тот стоял близко к борту.
– Немец? – спросил мегафон.
– Немец, – ответил Миллер.
– Порт приписки?
Миллер наугад брякнул:
– Гамбург.
– Документы в порядке?
– О, конечно…
– Ладно. Как называется твоя посудина?
– «Виктория», – назвал штурмбанфюрер первое пришедшее в голову имя.
– Почему нет названия на борту?
– Название стерлось… Нужно менять обшивку, она уже никуда не годится… Вернусь в Гамбург – стану на капитальный ремонт, – плел напропалую Миллер.
– Что надо здесь?
– Говорят, в этом районе появился косяк сельди, – промямлил штурмбанфюрер.
– Сейчас ты вместе со своей старой калошей отправишься на дно.
Миллер вцепился в поручень. Похоже, влип в скверную историю. Обидно: свои потопят. Впрочем, разве теперь разберешь, где свои, а где чужие? Отдать приказ «Полный вперед»? Бессмысленно – изрешетят прямой наводкой, прежде чем он успеет докончить фразу.
С бортов свесились еще несколько фигур, рассматривающих Миллера. Все они были в эсэсовской форме.
Штурмбанфюрер начал уже догадываться, куда попал. Накануне его ухода из лагеря стало известно, что готовится тотальная акция по уничтожению заключенных нескольких концлагерей. Их должны доставить в Гамбург, погрузить на суда, вывести в море и затопить. Неужели все эти большие суда готовятся пустить на дно? Не может быть. А если все же это так? У Миллера среди охраны могут встретиться знакомые. Если его узнает кто-либо из эсэсовцев – будет худо.
Чтобы скрыть лицо, он низко нахлобучил картуз.
– В этот квадрат заходить нельзя ни одному судну, – сказал человек с мегафоном. – Разве тебе не сказали об этом в Гамбурге?
– Не сказали. – Миллер так энергично замотал головой, что казалось, она вот-вот отлетит. – Разве я посмел бы нарушить инструкцию? В порту такое сейчас творится…
– Это не оправдание.
– Мне комендант порта ничего не сказал об инструкции, я видел его перед самым выходом в море, – быстро заговорил Миллер.
Последние его слова неожиданно заинтересовали эсэсовца.
– Ты видел старика Вебера? Разве он выходит? – спросил эсэсовец, подняв руку с мегафоном.
– Мы разговаривали с Вебером в порту. Он решил обследовать свое хозяйство. Вернее, то, что от него уцелело после бомбежек, – добавил Миллер.
