Когда Четопиндо сказал о тайном ходе, ведущем из цитадели, Миллер выразил опасение, что осажденные могут сбежать из крепости.
– Ты не знаешь этих людей, Карло, – усмехнулся Четопиндо, выслушав его. – Все та же недооценка противника. Они нищие, голодранцы, но они горды как испанские гранды. Бегство из крепости – трусость, на это не пойдет ни один из них.
– А к ним может кто-нибудь с воли присоединиться?
– Это – пожалуйста.
Что ж, похоже, генерал Четопиндо и впрямь неплохо разбирался в психологии соотечественников: по данным разведки с воздуха, число осажденных не уменьшалось.
Самолеты несколько раз разбрасывали над цитаделью листовки, которые призывали восставших сдаться правительственным войскам, но пропаганда, как и следовало ожидать, не возымела решительно никакого действия.
Взобравшись на один из холмов, окаймляющих крепость, можно было наблюдать в бинокль размеренную жизнь, которая установилась в цитадели. На веревках сушилось белье, женщины разводили костры, готовили пищу. Мужчины занимались укреплением стен, изготовлением самодельного оружия.
– Чистое средневековье, – заметил агент, которому Миллер дал посмотреть в свой бинокль.
«Сюда бы звено пикирующих „юнкерсов“… А потом проутюжить полдюжиной танков», – подумал Миллер.
На четвертый день поисков ему повезло. На запущенной гасиенде его группа наткнулась на конюха – маленького сухонького старичка, который грелся на нежарком в эту пору года солнце.
Старичок – кроме него в усадьбе никого не оказалось – радушно встретил кочующих батраков. Он явно обрадовался неожиданным пришельцам, которые скрасили его одиночество.
Вечером старик сварил в котле какую-то крутую и острую бурду. Все прихлебывали из котла с видимым удовольствием. Отведал варева и Миллер. После позднего чаепития гости повели со стариком нудный, тягучий разговор о местных заработках, о помещике, который покинул гасиенду и укатил в столицу прожигать жизнь, о житье-бытье в Королевской впадине, о том, где и как можно устроиться на сезонную работу.
Старичок разглагольствовал, «батраки» больше помалкивали, иногда ловко подкидывали вопросы.
Миллер прилег в сторонке, поодаль от костра, укрывшись попоной. Его познабливало – накануне попал под дождь и сильно простыл. Немного согревшись, он задремал.
Агенты старались перевести разговор со стариком на интересующую их тему.
– А тебе приходилось, отец, бывать в цитадели? – осторожно спрашивал агент.
– Эге, где я только не был, сынок, – усмехнулся старик, подбрасывая в костер сухую ветку. Пламя вспыхнуло и осветило морщинистое лицо с глубоко запавшими глазами. – Можно сказать, весь мир обошел. Даже в России побывал.
Агент присвистнул:
– Неужели в России?
– Святой крест! – старик перекрестился и оглядел своих слушателей, которые расположились вокруг костра.
Угрюмый верзила, сидящий рядом, полюбопытствовал:
– Ну, как там, у коммунистов? Правду в газетах у нас пишут, что там все общее, а жизни никакой нет?
– Я ведь давно был там, сынок, – махнул рукой старик. – У них тогда еще царь был… – Старик помолчал, вспоминая пролетевшую молодость.
– А что ты делал в России, папаша? – спросил верзила, оживившись.
– Сопровождал своего помещика, что же еще? – вздохнул старик. – А вернулся в Оливию – и то же самое: снова батрачь на помещика… Потом русские царя скинули, теперь у них власть трудящихся. Я читал в «Ротана баннере», что…
– Смотри, старик, бороду спалишь, – грубо оборвал его один из пришельцев.
– В России-то ты был, – добавил второй, – а вот в цитадели небось не побывал.
– Был я и в крепости, как не бывать! Я ведь родом из этих краев, – ответил старик.
– Там, говорят, заварушка какая-то приключилась? – продолжали расспрашивать гости.
– А вы не знаете?
– Толком ничего. Разное говорят – не знаешь, кому и верить.
– Сами-то откуда? – спросил старик.
– С севера мы. Пришли в Королевскую впадину на заработки.
– Там, в крепости, докеры из порта, – начал старик. – А получилось вот что…
Миллер погрузился в тяжелую дремоту, а когда очнулся, снова услышал жидкий тенорок старика:
– …Мне повезло в жизни, ребята, что я был знаком с этим человеком.
– Давно его знаешь, папаша?
Миллер, не открывая глаз, начал вслушиваться в разговор у костра.
