— Ты? — опешил Эртхиа.
— Я. Я — Сирин. Я выведу тебя отсюда. Ты вернешься в Аттан к своим женам и все забудешь. Все будет, как было. Царствуй, Эртхиа.
— А мор?
— Его не было.
— И не будет?
— Нет.
— И все, как прежде?
— Да.
— Нет.
— Нет?
— Я пришел — ты знаешь, зачем. Я не могу объяснить тебе, никогда не бывшему мужем и отцом. Но не мочь дать своей жене ребенка, любимой жене, богине, которая, пусть даже на самом деле и не богиня, — богиня все равно…
— Кто никогда не был мужем и отцом? — перебил Сирин. Эртхиа онемел.
— Я понял тебя, — голос Сирина стал глухим. — Тогда надо идти до конца. Тогда отсюда ты должен идти неведомо куда, искать неведомо что, и, может быть, в этом окажется спасение твоего народа и средство соединить кровь солнечных богов с человеческой. Может быть. А может, и нет. И тогда — смерть пройдет по твоему царству, не встречая препятствий. И твои жены, твои дети умрут. И твои подданные — за твою вину. Идешь?
Эртхиа молчал.
— Возвращайся домой, царь, — мягко сказал Сирин. — Довольствуйся тем, что тебе дано. В погоне за большим можешь потерять все.
— А могу и не потерять? — встрепенулся Эртхиа.
— А можешь и потерять, — осадил его Сирин. — Все.
— Я пойду, — угрюмо сказал Эртхиа. — Я пойду. Я хочу не то все, что у меня есть, потому что оно — недостаточно. Я хочу то все, что может быть. Я пойду. Если судьба соответствует свойствам человека, моя — такова. Ты только объясни мне, что значит, что пока я в пути, ничто не совершится окончательно. Значит ли это, что если мое странствие будет удачно, то все поправится и вернется таким, как было, но — лучше?
— Хотел бы я это знать.
— Куда же ты посылаешь меня?
— Я?
Эртхиа опустил глаза.
— Ну скажи что-нибудь. Обнадежь меня.
— Сказать тебе то, что ты хочешь услышать, — или правду?
— Скажи мне то, что ты мне скажешь.
— Иди.
— Но ты говоришь, что я могу потерять все, и не только я, что царство мое погибнет, что любимые умрут и все — безвозвратно…
— Это как тебе придти в долину незваным: что бы ни было, ты не можешь иначе. Это нельзя, но ты сделаешь обязательно, потому что такова твоя душа и твоя судьба. Поступай по себе. По-другому ты и не можешь. У тебя ведь нет выбора. Две дороги, а твоя — одна.
Они опять были в коридоре, полого уходящем вниз, и туман обнимал их до колен, и каменные лица пристально смотрели на них.
— Куда мне? — спросил Эртхиа.
Сирин указал ему вглубь Храма. Эртхиа чуть помедлил, глядя под ноги.
— Прощай.
И зашагал вниз. Он шел долго. Пол то плавно поднимался, то выгибался горбом, начиная новый спуск. Лица на стенах смотрели на Эртхиа без всякого выражения.
Кто-то окликнул его сзади знакомым голосом. Эртхиа обернулся, холодея.
Там стоял Сирин.
— Что ты еще скажешь? — в ярости крикнул царь Аттана.
Сирин укоризненно покачал головой.
— Ничего плохого. Я еле догнал тебя. Знаешь, это все неправда. Конечно, вернешься ты в Аттан, или пойдешь дальше своим путем, для тех, кто остался, ничего не изменится. Ты покинешь их — или для странствия, или в смерти. Но есть еще…
— Что? — взмолился Эртхиа. — Что еще есть?
— Но только для тебя. Ты пойдешь так далеко, в неведомые земли, где и не слышали ничего об Аттане. И там обретешь новое царство и новую любовь. Аттан обречен, солнечные боги обречены. Оставь здесь все, как есть, и начни сначала в другом месте.
— Ничего не хочу. Я уже решил, я иду искать.
— Брось, Эртхиа. Уезжай скорее подальше от Аттана, там будет страшно. И незачем тебе когда-либо возвращаться туда. Все, что было твоего в Аттане, погибнет раньше, чем минет этот год. Уходи.
— Да ты Сирин ли? Такого он не предлагал никогда и никому!
Сирин рассмеялся.
— Сколько угодно, сколько угодно! Каждому. Но не каждый это услышит. А есть такие, что и слышат, да не слушают. Вот и ты. Хорошо. Поступай, как знаешь. Что они тебе насоветовали, наобещали?
— Кто? — насторожился Эртхиа.
Сирин сделал неопределенный жест рукой.
— Да что это здесь такое творится? — возмутился Эртхиа. — Сколько вас?
— Я один и есть. Спроси еще, сколько лиц у Судьбы, сколько голосов, которыми она зовет и запрещает, и какой из них верный, и какой стоит слушать… Не передумаешь, значит?
Эртхиа нахмурился.
— Ну хватит. Я не знаю, кто ты. Но тот, кто обещал вывести меня отсюда, видно, недорого ценит свое слово. Где здесь выход? Мне пора.
— Пора ему! — ухмыльнулся Сирин. — Благодари Судьбу: позволено тебе успеть вовремя.
— Где выход? — зарычал Эртхиа.
— А вот! — Сирин указал за спину Эртхиа. Тот обернулся — в двух шагах от него на ступени падал ровный дневной свет, и волнами ходила трава до самых гор далеко впереди. Эртхиа устремился к выходу. Он опустил ногу на ступень, та мыльной пленкой лопнула под его ногой. Только расслышал озабоченный голос за спиной: «Осторожно!» — и рухнул в черноту.
Солнце стояло высоко. Припекало. Эртхиа открыл глаза. Две конские морды фыркали над его лицом, обдавая липкими брызгами. Он перекатился на бок и огляделся. Рядом терпеливо взмахивали хвостами его кони. С двух сторон поднимались к самому небу крутые склоны. Между ними по высохшему каменистому руслу ручья быстро двигалась высокая фигура, укрытая серым плащом. Эртхиа вскочил, не чуя под собой ног, пробежал несколько шагов.
— Сирин! — закричал он, задыхаясь. — Сирин!
Тот, в сером истрепанном плаще, не останавливаясь, обернулся и погрозил Эртхиа тощим пальцем.
Ноги Эртхиа подкосились, и он повалился на землю, и глаза его закрылись сами собой, и он уснул.
Об абрикосовой флейте
Вскоре после полуночи шагата уже был неподалеку от Кав-Аравана. Устроил ночлег ниже замка, в давно облюбованном уголке, и смотрел, как плывут звезды, слушал гремевших в кустарнике цикад. Мог бы
