— Разгерметизировать скваммер в пространстве мог только он сам!
— Да. Но почему? Что вы знаете об этом?
— Уже установлено, что он тогда был около озотаксоров. Он проверял их: на каждом сделана контрольная отметка. Он понял, что его теория запаха рухнула. А он жил этой теорией.
— Он жил для многого…
— Но умер из-за этого. Мне ясно. Умер Андрей, умер Слава. Они одинаковы, только на Земле это теперь редкое исключение. Слепцов прав… Ты уедешь на Землю со мной. Я буду ждать.
— Не жди. Улетай один. И поскорее…
— Ты гонишь меня? В третий раз?
— Ты сам хочешь этого. Прощай.
— Прощай, — сказал он, сдерживаясь.
Скользя вдоль стены, он выплыл в коридор, в котором медленно нарастала тяжесть. В коридоре было по-обычному пустынно, потом в дальнем конце показалась группа людей. Кедрину захотелось свернуть в сторону, но он пересилил себя и пошел навстречу, гордо подняв голову. Несколько монтажников несли на руках какой-то громоздкий прибор.
— Ага, это ты, мой наказанный друг, — рассеянно сказал Гур. — А мы вот… сгибаемся под тяжестью.
— Ну, Гур, — сказал Дуглас из-за прибора. — Ну, ну…
— Да… Берись за свободный угол. Тяжелая получилась установка. Занесем ее ко мне. Вот, проводили Славу на планету. На планету. Нет у нас здесь еще Пантеона. Но будет — со временем.
— Будет, — сказал Дуглас.
Кедрин держался за угол прибора и с удовольствием чувствовал, как его движения незаметно вплетаются в общий ритм.
Прибор установили в лаборатории Гура, оттеснив в сторону полку с трудами древних фантастов и современных прогносеологов. Монтажники ушли. Один из них на прощание произнес:
— Через полчаса дадут расшифровку Славиной записи. Приходите.
— Само собой, друзья мои, — сказал Гур.
Он возился с настройкой прибора и время от времени тяжело стонал, изгибаясь в три погибели, чтобы засунуть руку куда-то в самую середину монтажа.
— Есть что-нибудь новое о нем?
— В общем нет… — Он стремительно повернул несколько переключателей. — Кустарщина, конечно… Нет, ничего нового. Непонятно, зачем он выломал из прибора озометр!
— Выломал?
— Да, из патрульного озотаксора… Он сделал какие-то записи на мемориале, но пленка успела основательно испортиться во время протонной атаки, пока скваммер был раскрыт. Сегодня ее обещали восстановить… Да, кустарщина, не то, что на Земле! — Он ткнул пальцем в прибор и тут же ласково погладил его кожух. — Ничего, свое дело он сделает.
— Для чего это?
— Особое звено продолжает заниматься запахом.
— Ты продолжаешь его путь?
— Пожалуй, нет. Я всегда шел своим путем.
— Я не знал.
— Не удивительно. Но спорили мы с ним немало. Жаль, что я его не убедил. Хотя, строго рассуждая, этого и не могло произойти.
«Странно, — подумал Кедрин. — Его нет, но мы рассуждаем почти так же, как если бы он был жив. Впрочем, не является ли это лучшим способом выразить уважение? Только заслужил ли он это уважение? Но об этом лучше не думать…»
— Почему не могло? — спросил он.
— Ты успел ведь — ну, хоть познакомиться с нами, так? Значит, ты поймешь. Стань сейчас Холодовским…
«Не так-то и приятно», — подумал Кедрин и стал сосредоточиваться. Потом он поднял голову.
— Я готов.
— Итак… Я допускаю, что твоя теория запаха выглядит логично. Но единственная ли она возможная?
— У тебя есть другие? — спросил Кедрин так, как, по его мнению, спросил бы Холодовский, будь он еще способен спрашивать. Но мертвые не спрашивают, они только отвечают…
— Смотря как понимать эти «другие», — сказал Гур.
— Ну, — сказал Кедрин-Холодовский, — основанные на фактах и логике науки.
— Иными словами, на объясненных фактах?
— Естественно. Следствие можно объяснить, лишь зная причину. Зная следствие и пути развития, можно причину восстановить.
— Если следствие может быть вызвано только одной причиной, — кивнул Гур. — А если их несколько? Разных? Держа в руке алмаз, можешь ли ты сразу сказать, кто создал его: природа или человек?
— На столе — нет. Но найдя в земле…
— В алмазоносной трубке? Допустим. А просто в песке? На равном расстоянии и от трубки и от твоего стола? Ты затруднишься. Но лет двести назад ты и не стал бы сомневаться: тогда бы ты не знал, что возможно создать алмаз искусственно.
— Ну, хорошо, — сказал Кедрин, но, вспомнив, что он Холодовский, покачал головой: — Тогда мы должны допустить существование субъекта — создателя.
— Почему же нет?
— Потому, что у нас нет сведений, позволивших бы…
— Так сказал бы и нашедший алмаз, о мой логичный друг.
— А ты допускаешь? Прости, но это ненаучно.
— Прощаю. Я не обижен. Да, фактов нет. Точнее, они нам не известны. Но не следует ли иногда перешагивать через неизвестные факты?
— Ну, знаешь!..
— Не так ли поступил некогда, скажем, Дарвин? Ведь у него не хватало многих звеньев.
— Не спорь. Я занимаюсь запахом дольше тебя, и…
— Стоп, о перевоплотившийся, — сказал Гур. — Это уже не тот Слава.
— Это он, покончивший…
— Такого нет! — сурово сказал Гур. — Думай! Найди другие аргументы.
Кедрин кивнул. «Нет, я никогда не покончу с собой, — подумал он. — Я должен жить и многое сделать. Сделать?»
— Слушай, — сказал он. — Пусть мы примем твою гипотезу. Пока объяснения нет. Значит, ничего нельзя сделать. Сидеть и ждать. Бояться запаха. Затягивать постройку… Мы не можем так, Гур. Мы должны делать, бороться, строить корабли. Моя гипотеза дает нам возможность действовать. Строить. Дает надежду, и притом достаточно обоснованную. Делать — вот что нужно нам! А если… Что же, ты думаешь, я откажусь от ответственности? Он вопросительно взглянул на Гура.
— Да, это было так, — сказал Гур. — Ты угадал. Только он потратил значительно меньше слов и говорил без пафоса — нет, это не в упрек тебе, это ради точности. И насчет ответственности он не говорил, он говорил о другом… Но сейчас это уже ни к чему, — сказал он, и тоска сверкнула в его голосе, — древняя тоска по безвременно ушедшим, но, видимо, и Гур умел хватать себя за горло. — Одним словом, вот так Слава взял верх в споре и стал строить свои озотаксоры.
— Взял верх в споре — значит, прав?
— Нет, далеко не всегда. Потому что в споре иногда побеждает то обстоятельство, что мы живем сегодня, а не вчера и еще не завтра. Но законы природы в отличие от человеческих имеют обратную силу и действуют, даже когда они не открыты и не узаконены. Как бы там ни было, пока что работы хватает всем: корабль должен быть достроен быстрее, чем предполагалось.
