— Потому что ты болван, — сцепив зубы, ответила я ему, но Рышард меня не услышал.
Пока я, опираясь на волосатое колено Жан-Пьера, отдыхала и собиралась с духом перенести на его балкон вторую ногу, Рышард усиленно нас отвлекал. Не жалея комментариев, он оценивал происходящее согласно своей фантазии, нездорово расшатанной пьянством и девочками.
— Давайте, ребята, — заводясь, вопил он, — меня это возбуждает!
— При чем здесь ты! — взвизгнула я, но кто меня слушал?
— Давай, Жан-Пьер, смелее, давай! Еще немного — и Муза твоя! Ребята, вы заходите на рекорд Гиннесса!
Пока Рышард упивался моими страданиями, я, рискуя молодой незадавшейся жизнью, упорно рвалась на телефонный трезвон. Казимеж, видимо, и в самом деле хотел меня слышать, потому что телефон звонил беспрестанно.
В конце концов до Жан-Пьера дошло, в чем заподозрил нас пошлый Рышард. Друга он грубо (по- французски) послал, а мне в ярости (надеюсь, случайно) выдал такого пинка, что я ястребом взмыла вверх и ласточкой приземлилась уже на его балконе. При этом сам Жан-Пьер едва не слетел к Рышарду вниз, зато я успела схватить телефонную трубку.
Боже! Какая брань понеслась оттуда! Я пожалела, что не выучила французского. Впрочем, я была счастлива — этой бранью меня «хлестал» неповторимый голос Казимежа: его великолепный низкий, словно простуженный, голос.
— Каа-зя, — умильно выдохнула я, и простуженное буханье превратилось в хриплое воркование:
— Муза-а…
— Казя-я!
— Муза-а!
— Казя! Казя!!!
— Муза! Муза!!!
— Казечка!!!
— Музочка!!!
Глава 31
Наша перекличка могла продолжаться долго (если не бесконечно), но вмешался Жан-Пьер.
— Руку!!! Дай мне руку!!! — завопил он откуда-то снизу.
Я выглянула на балкон и ужаснулась. Большая часть Жан-Пьера была в полете, а за перила зацепилась самая малость: одна рука и несколько пальцев ноги.
«Нет предела жадности человеческой!» — восхищенно подумала я, глядя на Жан-Пьера, катастрофически устремившегося к Вечности.
Дело в том, что устремлялся к Вечности он не один. Даже в такой опасный момент скупердяй Жан-Пьер не решался расстаться со своими до дыр протертыми джинсами.
— Давай их сюда, — протянула я руку за джинсами, но Жан-Пьер достиг крайней точки отчаяния.
Он осатанело вцепился в меня, приглашая тем самым в стремительное путешествие с балкона на поросший травой асфальт. Там Рышард давал Жан-Пьеру советы, смысла которых, думаю, сам не понимал. От ужаса я завопила так, что в рамах задрожали стекла. Это, видимо, и разбудило соседа Жан-Пьера — бедняга столбенел на своем балконе. Мы с ним в два счета вытащили Жан-Пьера, причем вместе с джинсами, которые он так и не выпустил из своих цепких рук.
Когда я возымела возможность вернуться к разговору с Казимежем, отношения наши были уже не те, что минуту назад.
— Муза, кто там кричал? — строго спросил мой любимый без тени любви.
Жутко не хотелось тратить драгоценное время на всякую ерунду, поэтому я ограничилась полуправдой.
— Кричал сосед, — сказала я, поскольку сосед действительно в тот момент кричал на Жан-Пьера.
Точнее, он неистовым тоном задавал Жан-Пьеру вопросы:
— Кто будет ремонтировать мне перила? И кто будет восстанавливать штукатурку, отвалившуюся в процессе вашего восхождения?
— А где мой друг? — очень некстати поинтересовался Казимеж.
— Он здесь, рядом, в спальне, — с присущей мне искренностью ответила я.
Жан-Пьер действительно был уже в спальне: он поспешно закрывал балконную дверь, чтобы не слышать воплей соседа.
Казимеж, судя по всему, заподозрил неладное.
— Если кричал сосед, тогда почему я слышал твой голос? — спросил он до обидного недоверчиво.
Пришлось признаться:
— Я тоже кричала.
— Почему? — захотел знать Казимеж.
Пришлось отмахнуться:
— Долго рассказывать.
— А я не спешу, рассказывай. Кстати, Жан-Пьер далеко?
— Я же сказала, он рядом.
— Чем он занимается?
— Жан-Пьер надевает джинсы, — честно призналась я.
Наступило молчание. Я поняла, что нас не разъединили, лишь по сердитому сопению Казимежа. Наконец он строго спросил:
— Вы там одни, в этой спальне?
— Ну, в общем, да, — уклончиво ответила я.
— Что значит «в общем»?
— Сосед на своем балконе так вопит, так орет… В общем, трудно сказать, что нас всего двое. Кстати, ты тоже здесь, с нами, то есть со мной. Следовательно, мы с Жан-Пьером уже не одни, — успокоила я Казимежа.
Но он почему-то взбесился:
— Значит, я помешал вам?! Теперь ясно, почему ты так долго не брала трубку!
Я возмутилась:
— Знаешь что, Казя, порой ты несносен.
— Почему ты не брала трубку?
— Потому что твой друг болван! Он сломал ключ! Мы лезли через балкон соседей все то время, пока ты звонил! Теперь сам посуди, что легче: лезть с одного балкона на другой, а здесь, между прочим, восьмой этаж, или держать трубку возле уха и ждать?
— Жан-Пьер живет на четвертом, — яростно уточнил Казимеж.
— Ага, значит, шлепнись я всего лишь с четвертого этажа, ты был бы не против. Я правильно тебя поняла?
— Муза! Что ты говоришь?
— А что ты говоришь?
Жан-Пьер наконец-таки совершил чудо: он проник в свои узкие джинсы, в которые (я так думала) можно попасть только с мылом.
— Опять ругаетесь, — констатировал он, мужественно втягивая живот в попытке застегнуть «молнию».
Я ошпарила его взглядом и прошипела:
— Ругаемся из-за тебя!
— Я тут при чем? — опешил Жан-Пьер.
— Черт тебя дернул надевать эти джинсы! Кази-межу это почему-то сильней всего не понравилось.
— Думаешь, ему было б приятней, если бы я стоял рядом с тобой без штанов? — удивился Жан-Пьер и, отбирая у меня трубку, добавил:
— Вижу, с ума вы сошли от любви.
Я плюхнулась на диван и закрыла руками лицо, пылающее от обиды и гнева. Мне было совсем не интересно слышать, о чем они там говорят, тем более что говорили они все равно по-французски. Уж с
