и нервно схватила трубку.
— Муза, это Андре, — услышала я.
«Черт бы тебя побрал!»
— Что случилось, мой дорогой? — ангельским голоском осведомилась я, всеми силами не давая прорваться из недр взбешенной души неуместному гневу. — Вы уже проснулись?
— Муза, я вовсе не спал. Муза, я думал о вас.
— Ах, Андре, нельзя так себя изводить. Я здесь, сплю в своем номере, никуда уходить не собираюсь, или вам не терпится меня попреследовать?
— Муза, зачем вы так? Я не шпион, я влюбленный.
«Понятное дело. Если принять во внимание мои шепелявость и косолапость, иначе и невозможно подумать».
Но вслух пришлось мне сказать:
— Простите, я еще не проснулась.
— Какой ужас, Муза, я вас разбудил?
— Ничего страшного, Андре, я рада вас слышать.
— Муза, вы на меня не обиделись?
«Вот те на! Только этим и занимаюсь!»
— За что, Андре? — нежно прошелестела я.
В трубке последовало молчание, которое я должна была принять за смятение чувств.
— Муза, я следил за вами, это некрасиво.
«Некрасиво?!! Ха! Безобразие!»
— Понимаю вас, милый Андре. Любовь — это святое. Мне очень хотелось бы ответить вам тем же…
«Но жутко хочется спать!»
— Не продолжайте, Муза, и я вас понимаю. Не каждый способен сразу влюбиться с первого взгляда. Некоторым могут понадобиться годы общения с человеком.
«Годы!!!»
Я была в шоке. Тем более что годы общения способны вызвать лишь ненависть, а не любовь.
— Годы общения — это слишком, — скорбно пискнула я, собираясь в известном русле дальше тему развить, но Андре меня перебил:
— Муза! Вы правы! Я к вам иду!
«Весьма странный он сделал вывод!» — подумала я и завопила:
— Не надо, Андре!
— Почему?
— Я не одета!
— Так оденьтесь.
— Я не хочу!
— Правильно, не одевайтесь. В том виде, в каком вы есть, наверняка покажетесь мне соблазнительной.
«Этого-то и боюсь! Смола, банный лист, пластырь и даже скотч (все, вместе взятые!) не идут с ним в сравнение!»
— Андре, а кроме моего номера нам больше встретиться негде?
— А куда бы вы хотели пойти?
— Куда угодно, лишь бы не расставаться с вами навеки, — ответила я (совсем, наверное, сдурела).
— Тогда я знаю, куда мы пойдем! — обрадовался Андре. — Спускайтесь скорей, жду вас в холле.
Напяливая юбку и блузку, гадала, удалось ли мне побить армейский рекорд по одеванию. В зеркало глянула лишь мимоходом. Мысль о макияже отпала сама собой. Зачем, когда и так отбою нет от поклонников. В общей сложности на сборы ушло шесть минут. Как мне это удалось, по сей день не понимаю. Лишь на расчесывание своих длинных волос каждое утро трачу больше четверти часа. Видимо, мысль о том, что блондин может ввалиться в номер, сильно меня вдохновила.
Когда я спускалась по лестнице, в блузке наизнанку, в юбке а-ля «на ней выспался кот», умытая чисто символически и с созданной пятерней прической «я упала с сеновала, тормозила головой», Андре испуганно отпрянул и радостно завопил:
— О Муза, как ты прекрасна!
— Знаю сама, — ответила я, проклиная Казимежа. Как всегда, кашу он заварил, а расхлебывать мне. Андре пригласил меня на прогулку. Полусонные и полуголодные, мы бесцельно бродили по лесу до обеда — Андре назвал это красивым словом «пикник». Когда он достал из рюкзачка несколько бутербродов и две банки пива, я поняла, что он прав: это пикник. Однако рано я радовалась. После пива и бутербродов мне стало нехорошо. Как я ни уговаривала себя, сохранять любезность было почти невозможно. Дитя имперской столицы, я, конечно, обожала лес, но с кустами, если уж нет там сортира. Удивляясь своей выносливости, я все же сумела продержаться среди елочек до заката. Когда же солнышко показало нам кукиш, я настойчиво, даже слезно, запросилась домой. Андре нехотя вынужден был проводить меня к номеру. Разумеется, к моему — о другом не могло быть и речи. Рассталась я с ним намеренно сухо. Едва вошла в номер, зазвонил телефон. «Это Андре, черти его раздери!» — подумала я, решив не брать трубку.
Не принимая ванны и не найдя сил раздеться, я рухнула на кровать и заснула мертвецки, так уходил меня этот чертов Андре с его шпионской любовью. Не знаю, сколько спала, но когда телефон зазвонил второй раз, было еще темно. Сообразив, что, кроме Андре, беспокоить меня так поздно вряд ли кто догадается, я решила и на этот раз трубку не брать. Даже хуже: на аппарат положила подушку. Такая мера дала возможность продолжить сон, несмотря на зверский трезвон. Так продолжалось до тех пор, пока не раздался стук в дверь. Я пыталась и в этих условиях спать. И спала до тех пор, пока не услышала крик:
— Мадемуазель Добрая! Откройте, пожалуйста! Пришлось открывать. На пороге стоял портье, изрядно напуганный. Я поняла, что своим появлением его осчастливила.
— Как хорошо, что вы живы! — воскликнул он на ужасном английском, увидев меня.
Я согласилась:
— Да, очень неплохо.
— Вы спали, мадемуазель Мюз? — со всею любезностью осведомился портье.
— А в чем, собственно, дело? — свирепея, спросила я.
Слава богу, у него оказалась веская причина меня потревожить, если это так можно назвать.
— Дело в том, что вам вчера весь день из Парижа звонили и волновались, куда вы пропали. По этому же поводу звонили весь вечер и даже всю ночь. Мне очень неудобно вас беспокоить, но возьмите, пожалуйста, трубку. На проводе снова Париж.
Мне оставалось лишь поблагодарить портье за хорошую службу и схватить трубку.
Без труда узнав голос мужчины с сигарой, я выпалила:
— Срочно нужны деньги на билеты до Быдгоща!
— Тебе что, не хватает? — поразился мужчина.
— Пока хватает, но в Быдгоще могут понадобиться еще. У меня там много родни, и все страшно любят…
Мужчина нетерпеливо меня перебил:
— Знаю, все страшно любят тебя…
— И меня, и подарки, — перебила его я и пригрозила:
— Без новой порции денег никуда не поеду.
— Выходит, ты только из-за денег не выезжаешь? — поразился мужчина.
— Не только. У меня появилась проблема.
— В чем дело? — грубо спросил он.
«Вот какая сволочь портит ему настроение?» — подумала я и с гордостью заявила:
— Один несносный блондин усердно за мной ухлестывает. Я уверена, он обязательно увяжется за мной и в Быдгощ.
— Он что, знал о твоей поездке заранее?
— Вряд ли, я сама о ней только узнала, но не хочу рисковать.
