женщину, отершую кровавый потъ съ Его лица. Вид?ли посл?дній долгій н?мой взглядъ, которымъ Онъ обм?нялся съ Матерью, когда идя на смерть, проходилъ мимо Нея по узкой улиц?, гд? когда-то шествовалъ въ кратковременномъ тріумф?. Слышали глухія рыданія, когда Она уходила, опираясь на Марію Магдалину. Вид?ли его распятымъ на крест? между двухъ разбойниковъ. Вид?ли кровь, струившуюся изъ Его бока. Слышали посл?дній крикъ Его къ Богу. Вид?ли Его возставшимъ изъ гроба, восторжествовавшимъ надъ Смертью.
— Врядъ ли найдется искренній христіанинъ, который не почувствовалъ бы себя укр?пленнымъ и обновленнымъ въ своей в?р? и любви, выходя изъ этого страннаго театра. Его Богъ сд?лался челов?комъ ради него, жилъ, страдалъ и умеръ, какъ челов?къ; и сегодня онъ вид?лъ Его челов?комъ, живущимъ, страдающимъ и умирающимъ, какъ другіе люди.
— Челов?къ съ сильнымъ воображеніемъ не нуждается въ какой бы то ни было возвышенной и выразительной мимик?, чтобы уразум?ть величіе драмы, финалъ которой разыгрался восемнадцать съ половиной в?ковъ тому назадъ на Голго??.
— Просв?щенный умъ не нуждается въ исторіи челов?ческаго страданія, чтобы пов?рить ему или уб?дить въ немъ другихъ.
— Но люди просв?щенные или съ пылкимъ воображеніемъ р?дки, и крестьяне Оберъ-Аммергау могутъ сказать вм?ст? съ своимъ Учителемъ, что они обращаются не къ ученымъ, а къ нищимъ духомъ.
— Челов?ка нев?рующаго это представленіе тоже заставитъ задуматься. Оно откроетъ ему скор?е, ч?мъ чтобы то ни было, тайну могущества христіанства; причину, по которой эта в?ра, зародившаяся на берегахъ Галилейскаго озера, дальше распространилась и глубже укоренилась въ челов?ческой жизни, ч?мъ какая-либо изъ в?ръ, въ которыхъ люди ищутъ помощи въ нужд? и утоленія душевнаго голода. Не доктрины, не об?щанія Христа привлекли къ нему сердца людскія, а исторія Его жизни.
Вторникъ 27 (продолженіе)
— А что вы скажете о представленіи, какъ о представленіи? — спрашиваетъ Б.
— О, что касается до этого, — отв?чаю я, — то я думаю, что всякій, кто вид?лъ его, согласится, что пьеса разыграна удивительно.
— Опытные профессіональные режиссеры, къ услугамъ которыхъ являются всевовможныя приспособленія, не говоря уже о трупп?, вскормленной и выросшей въ атмосфер? театра, въ конц? концовъ создаютъ толпу, которая производитъ впечатл?ніе безпокойныхъ, проголодавшихся людей, съ нетерп?ніемъ ожидающихъ ужина.
— Въ Оберъ-Аммергау деревенскіе священники и домохозяева, изъ которыхъ никто по всей в?роятности въ жизнь свою не заглядывалъ въ театръ, ухитрились создать изъ крестьянъ, взятыхъ прямо отъ токарнаго станка, или изъ хл?ва, — оживленную толпу, шумную чернь, важныя зас?данія, — до такой степени живыя, реальныя, что вамъ хочется войти на сцену и см?шаться съ ними.
— Это доказываетъ, что серьезное отношеніе къ д?лу и стараніе могутъ превзойти техническую и профессіональную ловкость. Ц?ль Оберъ-Аммергаузскаго статиста — не развязаться поскор?е съ д?ломъ, чтобы идти ужинать, а сод?йствовать усп?ху драмы.
— Группы, какъ во время самаго д?йствія, такъ и картинахъ, предшествующихъ каждому явленію, таковы, что я сомн?ваюсь, можетъ-ли какой-нибудь артистъ поравняться съ ними. Картина, изображающая жизнь Адама и Евы посл? ихъ изгнанія изъ рая, прекрасна. Отецъ Адамъ, дюжій и загор?лый, въ одежд? изъ бараньихъ шкуръ, оставляетъ на минуту заступъ, чтобы отереть потъ со лба. Ева, все еще красивая и счастливая — хотя кажется ей не сл?довало бы быть счастливой — прядетъ пряжу и присматриваетъ за д?тьми, которые играютъ тутъ же — «помогаютъ отцу». Хоры по об?имъ сторонамъ сцены объясняютъ зрителю, что эта картина изображаетъ сцену скорби, — результатъ гр?ха; но мн? кажется, что семья Адама вовсе не чувствуетъ себя несчастной.
— Въ картин?, изображающей возвращеніе разв?дчиковъ изъ Ханаана, толпа въ четыреста-пятьсотъ челов?къ, мужчинъ, женщинъ и д?тей, мастерски сгруппирована. На переднемъ план? модель виноградныхъ гроздьевъ, которую несутъ на плечахъ двое людей. Видъ этихъ гроздьевъ, принесенныхъ разв?дчиками изъ об?тованной земли, удивилъ д?тей Израиля. Я понимаю это. Изображеніе ихъ удивляло и меня, когда я былъ ребенкомъ.
— Сцена торжественнаго въ?зда Христа въ Іерусалимъ полна жизни и движенія, такъ же какъ и сцена его посл?дняго шествія на Голго?у. Кажется весь Іерусалимъ собрался погляд?ть на него, большинство съ радостнымъ см?хомъ, немногіе съ грустью. Они загромоздили т?сныя улицы, напираютъ на римскую стражу.
— Они загромождаютъ балконы и ступени домовъ, поднимаются на ципочки, стараясь взглянуть на Христа; л?зутъ другъ другу на плечи, чтобы кинуть Ему какую нибудь остроту. Они непочтительно подшучиваютъ надъ своими священниками. Каждый отд?льный актеръ, мужчина, женщина или ребенокъ въ этихъ сценахъ играютъ, — въ полной гармоніи со вс?ми остальными.
— Изъ главныхъ актеровъ Майеръ, кроткій, но вм?ст? съ т?мъ царственный Христосъ; бургомистръ Лангъ, суровый, мстительный первосвященникъ; его дочь Роза, — н?жная сладкогласная Марія; Рендль, достойный сановитый Пилатъ; Петеръ Рендль, возлюбленный Іоаннъ, съ прекрасн?йшимъ, чист?йшимъ лицомъ, какое я когда либо видалъ у мужчины; старый Петеръ Рендль, грубый, любящій, малодушный другъ, Петръ; Руцъ, начальникъ хора (хлопотливая должность, могу васъ ув?рить), и Амалія Демлеръ, Магдалина, — превыше всякихъ похвалъ. Эти простые крестьяне… Опять эти бабы подслушиваютъ! — восклицаю я внезапно, и останавливаюсь, прислушиваясь къ звукамъ, раздающимся изъ сос?дней комнаты. — Хоть бы ушли куда нибудь! совс?мъ разстроили мн? нервы!
— Да полно вамъ, — говорить Б. — Это старыя почтенныя леди. Я встр?тилъ ихъ вчера на л?стниц?. Совершенно безвредныя старушки.
— Почемъ знать?… — отв?чалъ я. — Мы в?дь одни одинешеньки. Почти вся деревня въ театр?. Жаль что у насъ н?тъ хоть собаки.
Б. успокоиваетъ меня и я продолжаю.
— Простые крестьяне съум?ли изобразить н?которыя изъ величайшихъ фигуръ въ исторіи міра съ такимъ спокойнымъ достоинствомъ и значительностью, какихъ только можно было ожидать отъ самихъ оригиналовъ. Должно быть въ характер? этихъ горцевъ есть какое-то врожденное благородство. Они нигд? не могли перенять эту манеру au grand seigneur, которой проникнуты ихъ роли.
— Единственная плохо сыгранная роль — роль Іуды. Достойный фермеръ, пытавшійся изобразить его, очевидно недостаточно знакомъ съ пріемами и образомъ д?йствія дурныхъ людей, или недостаточно опытенъ въ этомъ отношеніи. Повидимому ни одна черта въ его характер? не согласуется съ испорченностью, которую онъ долженъ понять и изобразить. Его старанія быть негодяемъ просто раздражали меня. Можетъ быть это только тщеславіе, — но мн? кажется, что я бы лучше изобразилъ предателя.
— Да, да — продолжалъ я, переведя духъ, — онъ совс?мъ, совс?мъ нев?рно сыгралъ свою роль. Настоящій негодяй смотритъ совершенно иначе. Я знаю, какъ онъ долженъ д?йствовать. Мой инстинктъ подсказываетъ мн?.
— Этотъ актеръ очевидно ни аза не смыслитъ въ мошенничеств?. Я готовъ отправиться къ нему и научить его. Я чувствую, что есть изв?стные отт?нки, изв?стныя мелочи, въ которыхъ сказывается натура мошенника и которые превратили бы его деревяннаго Іуду въ живое лицо. Но его исполненіе было не уб?дительно и его Іуда возбуждалъ скор?е см?хъ, ч?мъ дрожь.
— Вс? остальные, отъ Майера до осла, казались созданными для своихъ ролей, какъ ноты къ мелодіи великаго маэстро. Профессіональный актеръ сошелъ бы съ ума отъ зависти, глядя на нихъ.
— Да, это настоящіе актеры, — бормочетъ Б., — вс?, вся деревня; и они живутъ счастливо въ своей долин?, и не пытаются перер?зать другъ друга. Это удивительно!
