Его голос замер, когда Брион сдвинул груду на край стола и скинул ее в корзину для бумаг.
– Иными словами, насколько мне ясно, – бюрократия. Что ж, теперь, я надеюсь, с этим покончено.
Один за другим доклады наблюдателей проследовали в корзину. Это продолжалось до тех пор, пока стол не очистился. Ничего. Именно этого он и ожидал. Но все же имелся незначительный шанс, что доклад какого-нибудь специалиста даст ему новый толчок. Нет, все здесь были слишком узкими специалистами.
Небо за окном потемнело. Охранник у входа получил приказ впустить любого, кто будет спрашивать директора. Делать было нечего, пока ниджордская армия не свяжется с Брионом. Время тянулось медленно, и Брион ничего не мог изменить. С каждой прошедшей минутой в нем нарастало раздражение. В конце концов, может быть, Леа отыскала еще что-нибудь конструктивное, что ему следует посмотреть.
С чувством приятного предвкушения он открыл дверь в лабораторию. Та поддалась с трудом. Микроскоп был зачехлен, Леа не было. «Наверное, обедает или в госпитале», – подумал Брион. Госпиталь располагался этажом ниже, и он сначала отправился туда.
– Конечно, она здесь, – сказал доктор. – Где еще быть девушке в ее состоянии? Она достаточно поработала сегодня. Завтра последний день срока, и если вы хотите, чтобы у нее была возможность работать до последней минуты, лучше пусть она поспит ночью. Пусть отдохнет весь экипаж, сегодня я весь день раздавал транквилизаторы. Теперь ребята буквально валятся с ног.
– Да, весь мир валится с ног. Как состояние Леа?
– С учетом того, что она перенесла, – отличное. Взгляните сами, если моего слова недостаточно. У меня есть другие пациенты.
– Это беспокоит вас, доктор?
– Конечно. Я так же способен испытывать страх, как и все остальные. Мы сидим на тикающей бомбе, и мне это не нравится. Я буду делать свою работу, пока мне ясно, что это необходимо. Но я чертовски обрадуюсь, когда наконец нас вывезут отсюда. Единственная шкура, о которой я могу думать без ранодушия – моя собственная. И, если хотите знать, сейчас все члены экипажа испытывают то же самое. Надо смотреть в глаза очевидности.
– Я так и поступаю, – сказал Брион вслед уходящему доктору.
Комнату Леа освещала лишь дисанская луна, чьи лучи проникали в неплотно занавешенное окно. Он осторожно вошел и притворил за собой дверь. Тихо ступая, он приблизился к кровати.
Леа спала, ее дыхание было ровным и спокойным… Ночной сон сейчас для нее лучше любых лекарств.
Следовало уйти, но вместо этого он сел в кресло у кровати. Охранники знали, где он, так что Брион мог спокойно посидеть здесь, рядом с Леа. В мире, стоящем на краю гибели, это было украденное мгновение покоя. Он был благодарен судьбе за него. Лунный свет смягчал очертания предметов, и он почувствовал, как напряжение последних дней начало спадать.
Лицо Леа в лучах дисанской луны было молодым и прекрасным – резкий контраст с этим жестоким миром. Ее руки лежали поверх одеяла, и, повинуясь внезапному порыву, Брион взял их в свои.
Глядя через окно на пустынную местность, он позволил спокойствию войти в себя и заставил память на мгновение забыть, что через сутки все живое будет стерто с лица этой планеты. Позже, вновь взглянув на Леа, он увидел, что ее глаза открыты, хотя она по-прежнему лежала неподвижно.
Давно ли она проснулась? Он убрал руки, внезапно чувствуя себя виноватым.
– Хозяин проверяет, готовы ли его рабы к завтрашнему труду?
Такого рода замечания она делала и на корабле, но на этот раз оно прозвучало совсем не язвительно. Она улыбалась. Но даже сейчас Брион хорошо помнил ее высказывание насчет деревенских манер и деревенщины. Здесь он может быть директором, но на древней Земле будет лишь тупо глазеющим по сторонам деревенским чурбаном.
– Как вы себя чувствуете? – понимая нестерпимую тривиальность своих слов, произнес он.
– Ужасно. Наверное, к утру я умру. Дайте мне, пожалуйста, яблоко вон из той вазы, а то у меня во рту вкус поношенного ботинка. Хорошо, что здесь есть свежие фрукты. Вероятно, подарок чернорабочим от улыбающихся межпланетных убийц с Ниджорда.
Она взяла протянутое яблоко и откусила кусочек.
– Вы никогда не испытывали желания побывать на Земле?
Ее вопрос был слишком близок к его мысли о подоплеке всех событий. Однако связи не могло быть.
– Никогда. Несколько месяцев назад я и не собирался покидать Анвар. «Двадцатые» у меня дома – настолько значительное событие, что, пока вы участвуете в них, вы забываете обо всем остальном.
– Только избавьте меня, пожалуйста, от этих «двадцатых». Послушать вас и Айджела, так больше нет ничего стоящего, и я уже узнала о них гораздо больше, чем хотела. А вот как насчет самого Анвара? Там у вас есть большие города, как на Земле?
– Ничего подобного. Для своих размеров Анвар очень мало населен. У нас вообще нет городов. Самые большие скопления жителей – вокруг школ или обрабатывающих фабрик.
– А там есть экзобиологи? – спросила Леа с искони присущим женщинам даром делать любую проблему личной.
– Наверное в университетах, хотя точно не знаю. У нас нет городов, ни больших, ни маленьких. Наша жизнь организована иначе. Основные общественные единицы – семья и круг друзей. Друзья важнее, так как семья обычно распадается, когда дети еще сравнительно малы. Что-то заложено в нас… я думаю, все мы предпочитаем одиночество. Вы могли бы назвать это наследственностью.
– Интересно, – сказала она, опять откусывая от яблока. – Если так будет продолжаться и дальше, вы вообще останетесь без населения. Ведь для продолжения рода нужна некоторая близость.
– Конечно, у нас есть определенные формы, так сказать, контроля за взаимоотношениями. У аварцев очень сильно развито чувство личной ответственности перед обществом, и это решает проблему. Без
