Она рассмеялась:
— Тогда можно просто Далила.
— Отлично!
— И я очень рада. А как вы меня узнали?
— По голосу.
Выдержав паузу, Верховский добавил:
— По волшебному голосу.
Далила сделала вид, что рассердилась:
— Вы нарочно меня смущаете?
Он рассмеялся:
— Нет, это выходит случайно.
— Зато часто, — упрекнула она.
Верховский воскликнул:
— Исправлюсь!
«Исправится. Значит, уезжать он пока не собирается», — с удовольствием отметила про себя Далила.
Вслух же она деловито сказала:
— Звоню вам с целью задать важный вопрос.
Верховский снова ее оборвал:
— На все важные вопросы я отвечаю только живьем. Еще не слишком поздно, можем встретиться.
Далила хотела сказать: «О да!»
Но вовремя остановила себя, сердито подумав:
«Что, милочка, давно не рыдала в подушку? Решила всплакнуть?»
Она сама толком не знала, что восстает у нее внутри против Верховского: какая частичка 'я'?
Может, та, которая за покой отвечает? Или та, которой не хочется отрываться от дел? Или та, которая вечно ждет настоящего принца, здорового, не невротика?
Да, Верховский Вечный Принц, который стал Королем.
Да, Верховский явный невротик, преодолевший барьер. Но в любое время он может споткнуться о любое препятствие: мало ли что, не заладился бизнес, пожар, наводнение, конкурент обошел — камней преткновения в этом мире достаточно. Сильная личность выстоит и начнет все сначала, Верховский же мгновенно превратится в Вечного Принца. И вот тогда он станет невыносим: злоба, упреки, нытье, подозрения, ненависть к окружающим.
Это, пожалуй, похуже, чем было с Козыревым [5].
А Козырев изрядно Далилу помучил. Именно потому, что и он не совсем здоров.
Но много ли их, совершенно здоровых? Кто не невротик?
Ответ (против воли) немедленно всплыл в сознании: «Матвей не невротик. В этом смысле он абсолютно здоров».
И Далила опять повела себя как утопающая: ухватилась за соломинку, грустно подумав: «После разговора с Верховским немедленно Матвею звоню. Пускай придет, заберет свою куртку».
— Спасибо за предложение, — сдержанно поблагодарила она, — но, к сожалению, сегодня я не свободна. Мой вопрос будет очень коротким.
Верховский немедленно принял ее правила и любезно воскликнул:
— Я охотно отвечу.
Далила спросила:
— Почему вы скрыли от меня, что предоставили алиби всем друзьям?
Длинная пауза ей сказала, что Верховский ожидал чего угодно, только не такого вопроса.
Вообще-то она ценила в людях умение выдерживать паузы, но именно эта пауза насторожила Далилу.
— Почему вы молчите? — поинтересовалась она.
— Я думаю.
— Можно узнать, о чем?
Верховский вздохнул:
— Да, конечно. Я думаю, почему вы сердитесь?
Чем я не угодил?
— Вовсе нет, не сержусь, — возразила Далила.
— Тогда почему задаете вопрос, ответ на который знаете. Мои друзья живут полной жизнью. Они молодые мужчины. Ни в чем плохом я их не подозреваю, поэтому предоставил всем алиби. Я где-то читал, что наличие алиби подозрительней, чем его отсутствие.
— Да,' — согласилась она, — готовясь к преступлению, человек первым делом запасается алиби. Но лишь в том случае, если он готовился. Значит, у Бориса Мискина не было алиби? — без всякого перехода спросила она.
— Не было, — нехотя ответил Верховский.
Далиле было очевидно: ему неприятно Мискина вспоминать. Почему? Спросить?
«Вряд ли ответит», — решила она и спросила:
— Интересно, что он вам сказал? Где Мискин был, когда Машу убили?
— Где мог быть наш Борька Мискин? — рассмеялся Верховский. — Конечно, у женщины.
Его «наш» прозвучало фальшиво, значит, уже не такой ему Мискин и «наш».
— Он был у замужней женщины? — уточнила Далила.
— Само собой.
— Спасибо, вы мне помогли.
Верховский забеспокоился, его выдал тон:
— Спасибо, и все? Мы разве не встретимся?
Ответ прозвучал дежурно:
— Сегодня, к сожалению, нет.
— А завтра?
— И завтра.
— Почему?
— Я занята. Вы сами меня загрузили, — с легким раздражением пояснила Далила, досадуя на его неожиданную настойчивость.
Верховский не сдался.
— Скажите хотя бы, как продвигаются наши дела? — спросил он, прекрасно осознавая, что ей не терпится прекратить разговор.
И все же она не пошла у него на поводу — разговор был прерван немедленно.
— Я как раз работаю над отчетом, — сухо сообщила Далила и любезно добавила:
— Всего вам хорошего.
Ее поразил этот натиск. Почему Верховский из учтивого и тактичного превратился в напористого и бесцеремонного? Что заставило его изменить поведение?
Чувства? Желание видеть ее?
Или нечто другое?
Из глубин души опять поднялась волна протеста:
«Хватит о нем!»
Сделав над собой усилие, Далила позвонила Матвею и грустно спросила:
— Ты не хочешь свою куртку забрать?
Он, мгновенно сообразив, что к чему, воскликнул:
— Немедленно выезжаю!
После этого Далила переключилась на Мискина и думала только о нем до приезда Матвея.
Логика ей говорила, что не могла Маша по-настоящему влюбиться в бабника Мискина, даже увлечься им вряд ли могла.
'Но с другой стороны, — размышляла Далила, — с чего я взяла, что Маша пекла торт для
