добычу.
Выделив Фрэнки его долю, он имеет на руках почти семьсот долларов. Немного, но и трудов больших не потребовалось — всего-навсего час. Он приготовился просунуть руку через лошадиную шею внутрь статуи, чтобы осторожно поместить свернутые трубочкой купюры поверх того, что уже заполняло нутро, но просовывать руку глубоко не потребовалось. Деньги уже заполняли внутренность скульптуры почти до самого края; внутренность керамической лошади была набита купюрами разного достоинства. И произошло это в течение довольно короткого времени.
Очевидно, пришло время совершить еще одну поездку на Каймановы острова, думает Рой. В последний раз, когда лошадь наполнилась, внутри оказалось на восемьдесят девять тысяч больше той суммы, которую он позволял себе держать дома и которую полагал
Но о пляжах и солнце, шуме и сутолоке, царящих на этих островах, сейчас Рой и думать боялся.
Мир там нестерпимо яркий. Нет, только не сейчас, но скоро. Я могу подождать какое-то время. Необходимо подождать. Сейчас Рою хотелось лишь одного: установить лошадиную голову в прежнее положение и забраться в постель. И спать… спать до тех пор, пока шум, давящая тяжесть и боль в голове пройдут. А затем проснуться и узнать, что док Манкусо вернулся в город и готов снова снабжать его этими бледно-розовыми таблетками. А пока… как можно скорее накрыть голову одеялом, подтянуть колени к подбородку, зарыться обеими руками в волосы, и главное — не видеть солнца.
Девять
Фрэнки ломится во входную дверь. Рой через окно потайной комнаты, зашторенное тонкой, просвечивающей занавеской, различает черты его костлявого лисьего лица. Он только что открыл глаза, но способность видеть уже вернулась к нему, и он в состоянии различить стоящего на крыльце Фрэнки, который колотит по входной двери своими маленькими кулачками и своими маленькими ступнями. Раньше Рой в таких случаях смеялся, но сейчас он боится, что его может стошнить, если он засмеется. Это уже что-то новое. И проявилось лишь позавчера, когда он, откинув голову назад, полулежал в своем удобном наклонном кресле, ел консервированного тунца прямо из банки и размышлял: «А как это будет выглядеть, если меня вырвет прямо сейчас? Захлебнусь ли я рвотными массами? А найдут ли меня до того, как я умру?» С тех пор мысль об этом постоянно блуждала где-то в закоулках его сознания.
— Рой, да открой же, черт возьми! — надрывается Фрэнки, и его визгливый голос, хотя и приглушенный деревянной входной дверью, буравит уши Роя. — Я же знаю, что ты дома!
Рой не верит тому, что Фрэнки и вправду знает, что он дома. Фрэнки блефует, и как всегда неумело.
А ведь Рой уже давно учит Фрэнки, как надо блефовать, но он не хочет слушать того, что ему говорят. Как маскироваться, как определять, где можно поживиться. Фрэнки при всех обстоятельствах предпочитает идти напролом, блефуя по-своему. А для прикрытия ему нужен Рой. И Рой это знает.
— Я звоню копам, я не шучу, — грозит Фрэнки. Он еще несколько раз грохает по двери кулаками и башмаками. — Я рассую все свое барахло так, что они ничего не найдут, затем позвоню, они придут сюда и… ты представляешь, что будет, если я позвоню им. Больше мне сказать нечего.
Рой знает, что Фрэнки никогда этого не сделает. Он ненавидит копов. Ненавидит какой-то маниакальной ненавистью. Он уверен, что у них есть что-то вроде сканеров, с помощью которых они определяют, врешь ты им или нет. Нет, у Фрэнки с копами не может быть ничего общего. Но эта неуклюжая угроза заставляет Роя пошевелиться и встать. Такая угроза в устах Фрэнки — это больше чем смешно… Позвонить в полицию. В полицию. Им надо будет
В щель просовывается нос Фрэнки, а затем появляются и губы.
— Господи, Рой, как ты меня напугал. Открой и впусти меня.
— Снимай башмаки, — требует Рой.
— Чего? Это зачем?
— Они грязные. Снимай, иначе не войдешь.
— Ты что, разыгрываешь меня? Да открывай же и дай мне войти.
— Сначала сними башмаки.
Нос Фрэнки исчезает из щели, и его место занимает глаз, моментально сканирующий все, что оказывается в поле зрения: гостиную, часть столовой, самого Роя; глазное яблоко шныряет то вверх то вниз, переводя взор с одного предмета на другой. Фрэнки делает шаг назад.
— Ты что, прекратил принимать таблетки?
— Так ты снимаешь свои башмаки или мне снова запирать дверь?
До ушей Роя доносится возня и сопение — это Фрэнки по другую сторону двери стаскивает с себя башмаки. Рой снова хочет засмеяться, но сразу же гонит от себя эту мысль, чувствуя подступающий к горлу ком. Только бы не стошнило. Только не здесь, только бы не на ковер.
Входит Фрэнки, держа в руках башмаки. Носки проношены до дыр. Башмаки за тысячу долларов, а носки за сорок два цента. В другой руке у него пакет с пончиками.
— Завтрак для чемпионов, — говорит он, бросая пакет на кухонный стол.
Внимательно рассматривая все вокруг, он идет через гостиную.
— Ты что-то ищешь? — спрашивает Рой.
— Своего подельника. Ты его не видел?
Рой снова опускается в кресло.
— Ты столько времени ехал для того, чтобы позабавить меня этой шуткой?
— Меня пасут уже пять дней; кое-кто из парней волнуется.
— Я еду путешествовать. Я уезжаю из города.
Фрэнки качает головой.
— На этот раз нет, ты не можешь. Тебе надо быть здесь, потому что мне необходимо видеть, как твой толстый зад продавливает диван.
— У меня дела, — отвечает Рой, поводя плечом.
Все еще держа в руке башмаки, Фрэнки идет через всю комнату, подходит к окну и отдергивает занавеску. Солнечный свет врывается в комнату, яркие прямые лучи словно бьют Роя по лицу. Он вздрагивает и заслоняет глаза пухлой ладонью.
— Что с тобой? — спрашивает Фрэнки. — Ты что, превратился в летучую мышь?
— Что ты так орешь?
— Я говорю нормально. Это тебе кажется, потому что ты уже неделю не слышал нормальной человеческой речи. Так разговаривают все нормальные люди, Рой, все нормальные люди за пределами твоего дома.
— Но ты все равно орешь слишком громко.
Фрэнки испытующе смотрит на своего подельника. Рой тоже испытующе смотрит на Фрэнки.
— Ты принимаешь таблетки? — спрашивает Фрэнки.
— Да пошел ты….
— Ты принимал таблетки?
— Я уже ответил. Послал тебя подальше.
В ответ Фрэнки швыряет свои башмаки на ковер, подметками на ворс. Но они еще не коснулись ковра, они еще не успели замарать его, а Рой уже вскочил со своего кресла. Мыча и стремительно метнувшись на коленях к двери, он хватает башмаки. И вот он уже держит их на весу, подальше от ковра. Осматривает ковер, нет ли на нем грязи или пятен. Его пальцы ощупывают каждое волокно основы, отыскивая сор и грязь.
