большей частью проводились в большом зале дома союза бывших фронтовиков, который получил почти историческое значение для нашего дальнейшего развития. Разумеется, они заслуживали названия массовых собраний только в ограниченном объеме. При этом широкие массы участвовали в этих собраниях только в исключительных случаях. Круг слушателей, примерно от 1000 до 1500 мужчин и женщины, формировался в основном из собравшихся со всего Берлина членов партии с несколькими попутчиками и симпатизирующими. Это пока что вполне устраивало нас. У нас благодаря этому была возможность высказываться между собой в полной мере, не опасаясь того, что мы с самого начала были бы сбиты с толку запутанными и опасными дискуссиями с партийно-политическими противниками. Здесь мы во вводной форме объясняли широким массам партийцев основные идеи национал-социализма, которые понимались порой очень расплывчато и запутанно. Здесь мы сплавляли их в единую систему политического мировоззрения. В дальнейшем оказалась, какое огромное значение имела эта работа, которую мы систематически проводили в течение тогдашних недель. Если впоследствии сама партия и особенно ее старая гвардия оказались неуязвимы против всей внешней враждебности и преодолела без большого труда все кризисы, с которыми столкнулось движение, то за это нужно благодарить тот факт, что члены партии были воспитаны в единой и твердой догматике и тем самым могли справиться с любыми искушениями, к которым им хотел подтолкнуть враг.
Здесь как раз стоит рассказать о непреходящих заслугах, которые имела старая партийная гвардия во время создания и развития берлинского движения. Хотя это были только несколько сотен мужчин, которые тогда встали под наше знамя как подвергающаяся насмешкам секта. Они переносили любую клевету и преследования и так через силу их подавления сами росли за пределы их собственных сил. Первые национал-социалисты в Берлине с трудом справлялись с этим. Кто тогда становился на нашу сторону, тот должен был побеждать не только террор грубой силы, он должен был позволить также изо дня в день в бюро и цехах подвергаться ледяной насмешке и насмешливому презрению безразличной и заносчиво надменной массы. Маленький человек страдает от этого большей частью гораздо больше, чем тот, кто стоит во главе организации. Он всегда находится в непосредственном тесном контакте с противником, когда этот противник – сосед у столярного верстака и на конторском стуле. Он сидит вместе с ним в автобусе, в трамвае, в метро. В то время в Берлине дерзкой и смелой выходкой было даже носить наш партийный значок или публично продемонстрировать одну из наших газет.
Но и этого мало. До тех пор пока маленький человек проникнут убеждением, что за ним стоит массовая организация, и что таким образом его дело находится в хороших руках, что победа за победой и триумфом за триумфом будет завоевываться его движением, до тех пор пока можно молча и с высокомерием выносить позор и насмешку и насмешливое презрение. Но в то время все еще было совсем не так. Как раз наоборот! Мы были до смешного маленьким союзом. Нас даже не знали по имени. Нас считали в духовном плане несколько ограниченными сектантами; движение не могло еще похвастаться успехами, а к жестким притеснениям теперь добавлялись потери и неудачи.
Помимо всего этого, несколько сот членов партии должны были приносить неслыханные и едва ли сносные жертвы ради молодого прогрессирующего движения. Как известно, гораздо тяжелее начинать какое-то дело, чем поддерживать уже существующее в активном состоянии. Нужно было заложить самые примитивные основы нашей организации. Все это стоило большого количества денег, и деньги приходилось собирать из скудных голодных грошей маленьких людей.
Мы были бы тогда, вероятно, часто разочарованы в нашем задании, если бы достойная восхищения и не боящаяся никаких жертв преданность наших партийцев общему делу не наполняла нас снова и снова новым мужеством и новой верой. Сегодня новые вступившие члены партии иногда считают даже слишком большой для себя жертвой, если они должны уплачивать регулярные, в большинстве случаев чрезвычайно сносные ежемесячные взносы в пользу движения. Тогда же каждый член партии послушно и охотно жертвовал 10 % и больше всего своего дохода ради партии. Ибо мы исходили из убеждения, что, если мы под давлением законов отдаем десятину доходов современной системе, мы по принуждению морального долга должны быть готовы жертвовать, по меньшей мере, столько же для партии, которой мы верили и надеялись, что она возвратит честь немецкой нации и хлеб немецкому народу.
Старая партийная гвардия образует еще сегодня становой хребет всего движения. Товарищей того времени можно найти с тех пор повсюду в организации. Также сегодня они, как тогда, тихо и молча исполняют свой долг. Один как руководитель секции, другой как руководитель штурмовиков, один как староста уличной ячейки, другой как глава партийной ячейки на фабрике, и многие, как и в то время как простые члены партии или неизвестные штурмовики. Мало кто помнит их имена. Они также, пожалуй, довольствовались этим. Но как партийная гвардия, которая подхватила и вскинула наше пошатнувшееся знамя, когда ему угрожало шатание и падение, они останутся незабываемыми всегда, до тех пор пока в Германии говорят о национал-социализме.
Мы сплотили эту партийную гвардию в особенную, строго дисциплинированную маленькую организацию. Эта организация несла имя 'Союз свободы'. Уже одно имя выражало, что люди, собравшиеся вместе в этой организации, готовы были отдать все ради свободы. Они собирались ежемесячно и на протяжении целого года в геройском жертвовании предоставляли в распоряжении помимо своей крови и жизни также те финансовые средства, которые были необходимы для первичного создания партийной структуры.
Район Шпандау был в то время одной из первых прочных опорных баз политической организации СА. Говорят, что жители Шпандау были крещены другой водой, чем жители Берлина. И, в действительности, у этой базы были свои трудные особенности. Но если было нужно, если партия готовилась к ударам, будь это ради защиты или для продвижения ее позиций вперед во время атаки, тогда эта опорная база вставала как один человек. Из этой секции штурмовиков в Шпандау мы вели изначальную борьбу Берлинского движения. В Шпандау состоялись первые сенсационные национал-социалистические массовые собрания в столице Империи. Отсюда движение в беспрерывном развитии охватило сам Берлин.
Еще сегодня нам каждый раз доставляет радость и успокоение, когда приходит один из старых партийных гвардейцев и с глазу на глаз подвергает критике то или иное затруднение в движении. Тогда с самого начала все знают, что эта критика продиктована заботой о сохранении партии, и что тот, кто критикует, ни в коем случае не хочет с помощью критики поднять свой авторитет, и что только заинтересованность к делу партии побуждает его к таким действиям. Тот же человек, кто с глазу на глаз безжалостно критикует настоящие или мнимые недостатки партии, скорее откусил бы себе язык, чем нанес бы партии какой-то вред публичным неосмотрительным поступком. Он заслужил себе также это право на критику тем, что в течение долгих лет находился на самом переднем фронте и всегда был готов доказать, что он, если необходимо, полностью станет на защиту партии.
Как жалко выглядят в противоположность этому те задиры и крикуны, которые всегда всплывают на поверхность только тогда, когда ожидаются успехи, и видят свою задачу, прежде всего, в том, чтобы критически разжевывать то, что достигли другие без них и иногда против них. Когда нам нужно только работать, бороться и отдавать все свои силы, тогда этих привередников и днем с огнем не сыщешь. Они позволяли нам делать всю самую грубую работу; и только, когда тележку уже вытащили из грязи, они появлялись на краю партии, тут же прибегали с хорошими советами и не уставали бороться против нас со всей буржуазной пошлостью.
Потому мне в сотни раз ближе тот маленький, заслуженный партийный гвардеец, который с давних пор для исполняет молча свой долг и обязанность для движения, не требуя взамен этого ни славы, ни чести, пусть даже он иногда не умеет пользоваться словом так элегантно как прожженные акробаты стиля, чем те жалкие буржуазные фигуры, которые теперь, когда движение стало самой большой немецкой массовой партией и уже стучит в ворота власти, внезапно обнаруживают в себе горячую поддержку нашего движения, и в самоотверженной заботе стараются, чтобы движение оказалось также достойным той ответственности, которую оно взяло на себя с помощью народного мандата.
1 января 1927 года мы простились с 'Опиумной норой' на Потсдамер Штрассе и заняли наше новое бюро на Лютцовштрассе. По сегодняшним меркам, оно кажется все еще маленьким, скромным и примитивным, да и методы работы, которые здесь вводились, тоже в общем еще соответствовали этому. Но для того времени это был рискованный скачок. Из дыры в погребе мы поднялись на первый этаж. Из прокуренного кабачка для споров появился твердый, единообразно организованный политический центр. Здесь можно было осторожно управлять движением. Новое бюро предлагало пока что еще возможность принимать дальнейшее пополнение в партию и сливаться с организацией. На работу был принят самый
