необходимый персонал, разумеется, иногда после жесткой и трудной борьбы с самими членами партии, которые уже настолько привыкли к старой медлительности и волоките, что считали их даже необходимыми и думали, что каждое продвижение вперед – это признак капиталистического хвастовства и мании величия.
Наши цели были честолюбивы, но развитие, в конце концов, пошло однако, даже быстрее, чем наши рвущиеся к небу планы. Начиналось триумфальное шествие движения и оно очень скоро должно было стать беспрерывным. С растущим успехом массы получали все больше и больше доверия к нам. Партия росла также и с точки зрения численности.
В этом новом бюро у нее впервые было прочное местонахождение и опора. Здесь можно было работать, здесь можно было организовывать и проводить самые необходимые конференции. Здесь был гарантирован спокойный и упорядоченный ход дела. Отсюда в движении вводились новые методы работы. Администрация давала самой организации тот импульс, который придавал ей силу беспрерывно маршировать вперед и продвигаться дальше.
В те недели на берлинской сцене много сот раз с большим успехом ставили пьесу Гёцше «Нейтхардт фон Гнейзенау». Для меня это было первым большим театральным событием в имперской столице. Одна фраза этого одинокого генерала, который не понимал мира, и которого сам мир не хотел понять, навсегда осталась в моей памяти: «Пусть Бог даст вам цели, все равно, какие!»
Бог дал нам цели. И уже было не все равно, какие. Мы верили во что-то. Цель была понятна, вера в то, что мы смогли бы достичь ее, укреплена в нас непоколебимо, и таким образом мы, полные смелости и уверенности в себе, отправились в путь, даже не догадываясь, сколько бед и забот, сколько террора и преследований ожидали нас на этом пути.
Террор и сопротивление (часть 1)
У политического движения враги есть не только тогда, когда оно малочисленно и ему не хватает агитаторской остроты и пропагандистской активности. В этом случае, вне зависимости от своих целей, оно вообще никого не будет интересовать. Но как только движение преодолевает определенную стадию своего развития, выходит на новый уровень, начинает привлекать к себе внимание общественности, враги вынуждены вступать с ним в борьбу, сетуя на прежнюю недооценку этой организации. Однако на этом новом для себя этапе движение должно быть готово испытать на себе с избытком все «прелести» политических антагонизмов – ненависть, клевету, кровавый террор.
В политике никогда не зависело все только от идей, но в значительной степени от средств власти, через которые эти идеи достигаются. Идея без власти, будь она сто раз правильной, остается теорией. Поэтому носители идеи обязаны применить все усилия для достижения власти и посредством ее реализовать затем свои чаяния.
Национал-социалистическое движение в Берлине за два месяца внутренней перестройки в целом успешно преодолело первый этап своего развития. Оно значительно укрепилось, и было готово к нападкам извне. Партия сформировала уже ярко выраженные претензии на власть. Ее мировоззрение было четким, организационные структуры представлялись устойчивыми, и надо было закреплять и развивать наработанный потенциал. Но уже первые осторожные шаги организации на широком пропагандистском поприще, вызвали пристальное внимание противника и были легко предсказуемы, так что оставлять пропаганду без чуткого руководства в ее пока примитивном развитии не представлялось возможным.
Как только марксизм, который, как известно, всегда претендовал на монополизацию общественного мнения и считавший столицу Германии своей вотчиной, замечал, что в наших намерениях и планах имеется только претензия пошатнуть незыблемый девиз «Берлин останется красным!», он тут же обрушивался на нас всей мощью своей организации. Оборонительный бой, бушевавший по всей линии, осуществлялся нами, в тоже время, не только против коммунизма. Социал-демократия и большевизм демонстрировали в данном вопросе исключительное единодушие, и нам приходилось вести борьбу на два фронта – против царящего на улицах большевизма и против засевших в учреждениях и ведомствах социал-демократических чиновников.
Борьба начиналась со лжи и клеветы. Она выливалась как по команде на молодое движение. Марксизм хотел любой ценой удержать сомневающихся членов компартии, всё активней посещавших наши собрания и находивших там ответы на мучившие их сомнения. Он давал им заменитель и суррогат нашей истинной идеологии, при этом лживо и подло искаженный. В их интерпретации движение представлялось сборищем преступных и маргинальных элементов, боевые дружины клеймились как шпана, вожди вообще были жалкими и пошлыми подстрекателями, состоящими к тому же на службе у капитализма и имевшими одну цель – вносить раздор, брожение в единый марксистский фронт, который, в свою очередь, стремится сокрушить буржуазное классовое государство.
Эта травля приобрела невиданные доселе масштабы. Не проходило дня, чтобы газеты не сообщали о «преступлениях» нацистов. Общий тон задавался с подачи Форвертс (Vorwärts) и Роте Фане (Rote Fahne), и уже потом весь еврейский газетный оркестр затягивал свою демагогическую травляфонию.
А под этот мотивчик рука об руку шел по улице красный террор. Любой из наших товарищей, возвращающийся домой после собрания, мог быть зарезан или застрелен в ночной темноте. Нападавшие старались обеспечить как минимум десятикратный перевес и атаковали обычно на задних дворах больших арендных казарм, где жило немало наших соратников. Угрожали нашим друзьям в их собственном бедном жилище. Мы обращались за защитой в полицию, что, впрочем, было бесполезно.
Привычным становилось отношение к нам как к людям второго сорта – никто не мог гарантировать, что в один прекрасный день любой из нас не мог оказаться с братским пролетарским ножом в спине.
Это время было тяжело и почти невыносимо. Однако при всех кровавых жертвах, которые навязывали исключительно нам, эта борьба имела и положительные стороны. О нас стали говорить. Нельзя уже было замалчивать нас или не замечать. Наши имена зазвучали, пусть и с оттенком гневной досады. Партия обретала известность. Она молниеносно стала центром общественного интереса. Летаргический сон Берлина был прерван горячим штормовым ветром, который поставил всех перед дилеммой – за или против. То, что раньше казалось нам лишь несбыточной мечтой внезапно воплотилось в реальность. О нас говорили, нас обсуждали, и при этом общественность заинтересовалась – а кто это такие и чего собственно они хотят? Пресса достигла того, чего, в общем, и не держала в намерениях. То, на что нам понадобились бы, возможно, годы – отныне мы не были в забвении! Наши имена передавались из уст в уста, пусть и с неприкрытой ненавистью. До сих пор над нами только смеялись. Но потребовалось два месяца работы, чтобы врагу было уже не до смеха. Из безвредной игры получилась суровая реальность.
Противник тем временем совершал очевидные психологические ошибки. Например, искусные попытки внести раскол в организацию на данном, еще непрочном этапе, породить сомнения среди ее низшего уровня, возможно, привели бы к нежелательным для нас последствиям. Но, напротив, одновременные нападки на лидеров движения и его рядовых членов приводили к консолидации общего фронта яростной обороны. Локальные предательства, конечно, случались, но общая атмосфера окружавшей нас враждебности лишь укрепляла партийный дух товарищества перед вражеским давлением.
Как-то сами собой скапливались на моем столе полицейские и судебные повестки. Словно в один момент я стал неблагонадежным гражданином. Но кто ищет, тот находит. В данном случае неприятности. Ведь если принимаешь решение противостоять правящему режиму, ты должен отдавать себе отчет, что твоя деятельность неизбежно войдет в конфликт с законом.
Каждое такое любезное приглашение к общению приближало меня к Моабиту.[5] Впервые появляясь в обширном красном здании Берлинского суда, я еще не думал, как часто мне придется здесь бывать. К немалому удивлению, я узнавал здесь, что именно делает человека государственным преступником. Они выжимали из меня все соки и можно было заметить, что не одно из сказанных и написанных мною слов не оставалось без внимания высокопоставленных чинуш.
Настоящая борьба на общественном поприще началась в нашей твердыне – опорного пункта в Шпандау. Там в последних числах января мы устроили первое настоящее массовое собрание. Мы
