Что он, насмехается надо мной, что ли? С трудом проглотив комок, подступивший к горлу, я кивнула.
– Разумеется, сударь, я влюблена, – произнесла я твердо. Он пристально взглянул на меня и поцеловал мне руку.
– Вот и чудесно. Счастья вам, мадемуазель… надейтесь, что оно упадет вам с неба.
Я не поняла его последних слов. Моя рука как-то сама собой осталась в руке виконта, а пальцы еще хранили прикосновение его губ. Внезапное волнение охватило меня, я не могла произнести ни слова, и от виконта, разумеется, не ускользнуло мое состояние.
– Пойдемте прогуляемся, – произнес он тихо.
Я покорно пошла вслед за ним, не отнимая своей руки. Все было так, как я мечтала в монастыре. Ночной сад, огромные раскидистые вязы, встречающие нас тихим шепотом, мерцание звезд на небе и теплота летнего вечера… Соловьи заливались щебетом в кустах самшита, издалека долетала нежная музыка Детуша. Под нашими ногами еле слышно поскрипывал гравий аллеи.
– Вы были удивлены тем, что я женат? Да, этому все удивлялись. Я женился три года назад на актрисе. Все общество, эти жалкие дворянчики, были этим шокированы. Вы же знаете, что тот, кто совершит мезальянс, изгоняется из общества. Меня еще кое-как терпят, но вот мою жену… А между тем она аристократка. Просто немного была актрисой и ездила по Франции с бродячим театром. Но я вовсе не унижен этим. Моя жена – святая женщина…
– Ах, да замолчите вы! – выкрикнула я в отчаянии.
Я сама испугалась того, что сказала. Как можно было так не сдержаться? Это просто безумие какое-то. Виконт невесть что теперь вообразит. Я дрожала как в лихорадке, не зная, убежать мне или дожидаться, пока он все поймет и посмеется надо мной.
Не в силах вынести его взгляда, я прошла чуть вперед. Чувствовала я себя ужасно. Так не сдержаться! Ясно, что мне на роду написано быть посмешищем, раз уж даже после монастырских уроков я не избавилась от излишнего пыла.
И тут я услышала голос виконта.
– Как вы красивы, – сказал он тихо.
Я замерла от удивления и безумной радости, охватившей меня. Я красива! Он видит это, он замечает, стало быть, я ему небезразлична!
– Что вы сказали? – прошептала я.
Меня охватил трепет: я слышала, что виконт подходит ко мне – медленно, тихо… Его руки коснулись моих голых локтей, и я едва не вскрикнула от огня, что разом пробежал по моему телу. Сколько времени мы так простояли? Я не могла потом определить. Я стояла, чувствуя тепло рук виконта, его дыхание, обжигающее мою шею. Его губы, кажется, касались завитков волос у меня на затылке, но это было так мимолетно, что я не была уверена: реальность это или только мои фантазии.
Руки виконта скользнули вокруг моей талии, и он решительно повернул меня к себе лицом. В моих глазах стояли слезы. Я сама не знала, откуда эти слезы взялись – из-за волнения, что ли… Мерцающий свет слабой иллюминации загадочными бликами ложился на лицо виконта; я ясно видела только блеск его глаз, верхушки качающихся тополей и звезды на летнем небе.
Лицо виконта приближалось к моему лицу, и я вдруг почувствовала страх. Детское приключение с Тьерри не испугало меня. Теперь же я понимала, что игра идет всерьез, что рядом со мной не мальчик, даже не юноша, а зрелый мужчина со зрелыми желаниями, и дыхание у меня перехватило от страха.
Его губы почти коснулись моих, обожгли дыханием, но в ту же секунду я проявила слабую попытку сопротивления и чуть отвернула голову:
– Прошу вас, не надо! Он отстранился.
– Почему? – явно удивленно прозвучал его голос.
Я смотрела на него сквозь слезы, не зная, что ответить. Мне и хотелось, и не хотелось подчиниться ему, забыть обо всем. Ни один мужчина еще не целовал меня по-настоящему, а виконт был так хорош собой… Но ведь он женат, а я выхожу замуж!
– Вы еще спрашиваете! – воскликнула я, страдальчески вздохнув. – Я же помолвлена!
– Нет, еще не помолвлены. И вы еще можете отказаться от обручения.
– Отказаться?
– Да, отказаться, отдаться своим истинным чувствам. Ослепленная волнением, новизной всего происходящего, я не замечала чудовищного эгоизма этого предложения. Он женат, и от уз брака его не освободит никто. Да виконт и не стремился к этому. Меня же он подталкивал к скандалу, к разрыву с семьей, не предлагая никакой защиты или опоры. А ведь мне было всего шестнадцать…
– Да вы что? – прошептала я. – Если я расстрою помолвку, это будет ужасный скандал. Мне даже дурно становится при мысли об этом. И я не представляю, что сделает со мной отец.
– Значит, вы лицемерка, – прямо заявил он.
– Нет! – воскликнула я, топнув ногой. – Я не лицемерка, потому что… потому что…
Не найдя ничего лучше, я выкрикнула:
– Потому что я люблю герцога! Да!
Виконт отступил назад. Сердце у меня больно заныло от слов, сказанных мною только что, а особенно от того, каким вдруг странно холодным и отчужденным стал виконт. Словно мы и не знакомы вовсе, словно ни он, ни я не питаем друг к другу никаких чувств.
Он поклонился мне сухо, как-то официально.
– За свой дерзкий поступок я прошу у вас прощения, мадемуазель. Даю вам слово, что больше никогда
