– Вам давно пора не только обедать, но и спать после обеда! – сказала я грозно. – В Париже вы никогда так не шалили.
– В Париже, подумаешь! Я и не хочу в Париж.
– Ты хочешь остаться здесь, в Бретани?
– Да. Ведь я бретонка.
– И я, и я хочу! – завопил Жанно, вцепившись в подол моего манто. – Не хочу в Париж! Там неинтересно. Там даже гулять нельзя!
Смеясь, я потрепала его по щеке. Я бы и сама здесь охотно осталась. Но ведь нам нужно в Вену.
Я медленно побрела к замку. За мной, утопая в снегу и хохоча, следовал весь детский выводок.
Сент-Элуа зимой выглядел чудесно. С золотистой черепицы свисали серебряные сосульки. Красный камень башен был облеплен снегом. А белая стена, окружавшая замок, сливалась в слепящем единстве со снежными полями и долинами, алмазно поблескивающими под солнцем.
– Красиво здесь, правда? – невольно вырвалось у меня. Дети дружно со мной согласились.
Из ворот Сент-Элуа выезжала телега дядюшки Кроше, который раз в неделю привозил нам провизию – птицу, муку, сыр и прочее. Кроше приветствовал нас, подняв колпак.
– Как поживаете, маленькие господа?
– Хорошо! – хором воскликнули Жанно и Аврора. Шарло скромно молчал.
– Что нового в городе? – спросила я, подходя ближе.
– Что может быть нового, ваше сиятельство? С самого Рождества Франция словно под гору катится. Деньги стали что мусор. Только у крестьян еще есть кое-что. Так ведь говорят, что силой отнимут.
Я неплохо понимала бретонское наречие, слова Кроше были для меня ясны.
– Приезжайте к нам еще, сударь. Не только по делу, но и так, по-дружески. Новости расскажете. На кухне вам всегда нальют чашку кофе.
– Я кофе не пью, мадам… А заехать – заеду. Маргарита встречала нас на крыльце замка, всем своим видом давая понять, что недовольна нашим опозданием.
– Идите же скорее, иначе обед превратится в ужин, – проворчала она, живо раздевая детей. – Матерь Божья, да у них же в башмаках полно снегу!
– Они много бегали, – объяснила я.
– Надо будет поставить обувь к огню… Освободившись от теплого тяжелого манто, я взглянула на себя в зеркало. Глаза у меня светились глубоким черным сиянием, зрачки казались такими густо-темными, как черный бархат. Белоснежный капор был завязан у правой щеки темно-голубым бантом. Из-под него выбивался золотистый длинный локон… Ветер разрумянил мне щеки и губы. Вот только для кого все это?
Я бросила взгляд на старую Жильду. Она тщательно чистила щеткой чей-то теплый дорожный плащ.
– Что это еще такое? – спросила я удивленно.
– Где, мадемуазель Сюзанна?
– Чья это одежда у вас в руках?
– А, так ведь к вам какой-то господин приехал.
– Кто?
– Не знаю. Представительный. Он вас в гостиной дожидается.
Так и не сняв капор, я быстро прошла в гостиную. Там был полумрак, как всегда, и после солнечного холла я даже ничего сперва не различала. Со стула поднялся изящный молодой человек невысокого роста. Видимо, офицер, но форма на нем была полувоенная.
– Добрый день, мадам.
– Добрый день… Простите, сударь, мне не доложили о вас, – быстро сказала я, несколько обеспокоенная. Ведь добрых известий мне ждать было неоткуда.
Молодой человек поклонился.
– Я маркиз де Лескюр, мадам, капитан королевской армии.
– Королевской армии? – Я запнулась. Беспокойство мое усилилось. Королевской армии сейчас, пожалуй, по закону не существует, и если этот человек называет себя именно так, должно быть, он заговорщик. К тому же я, наверное, уже встречалась с ним. Мы были знакомы. Иначе бы он не пришел.
Маргарита зажгла свечи, и я могла внимательнее рассмотреть гостя. Гм, он довольно хорош собой. Несколько, правда, бледен. Русые волнистые волосы, голубые глаза, твердо сжатый рот. Осанка настоящего военного. Нет, не может быть… Да ведь это тот самый офицер де Лескюр, который, в сущности, спас королеву в ночь с 5 на 6 октября 1789 года! Да и меня он спас. Перед моими глазами снова ясно предстала освещенная люстрой узкая лестница, толпа, ощетинившаяся десятками пик, голова Тардье, покатившаяся по ступенькам, и – Лескюр…
– Не может быть! – непроизвольно вырвалось у меня.
– Может, мадам. Для меня большая честь видеть вас снова. Помните? Вы спасли мне жизнь.
– Я?
