Воцарилось молчание. Да, подумала я, она подпадала под закон о подозрительных. Тогда казнили даже детей. Аврора, можно сказать, спаслась почти чудом…
– Я удовлетворю ваше любопытство, – холодно произнес он. – С Анабеллой мы были почти родственники. Она приходилась какой-то там далекой кузиной моей матери. Ее воспитали на наши средства, потом устроили камеристкой к Марии Антуанетте. Моя мать познакомила нас. Конечно, она ничего дурного не имела в виду. И никаких планов тоже не строила. А я тогда даже среди безнравственного версальского общества выделялся.
– Чем?
– Своей безграничной безнравственностью. Мне было двадцать лет, а я еще и понятия не имел о том, что такое первая любовь, о которой трещат поэты. Я занимался тем, что набирался опыта и коллекционировал своих любовниц.
– А в нее вы влюбились? В Анабеллу?
– Нет. Она привлекла меня. Ее целомудрие обещало долгую борьбу и сопротивление, а это придавало мне азарта. Я делал все, что делают в таких случаях, я использовал все приемы соблазнения, но добился совершенно неожиданного результата.
Я напряженно молчала. Он продолжил:
– Она, вместо того чтобы просто сдаться, вдруг влюбилась в меня так искренне и верно, что я был ошеломлен, когда понял это. Ну не все же во мне было плохое. У меня пропала охота совершать в отношении мадемуазель де Круазье бесчестные поступки, я решил пощадить ее. Я даже сказал ей об этом. Но вместо того, чтобы прийти в ужас и отшатнуться, она сказала, что не желает никакой пощады. А когда такая прелестная юная девушка, какой была Анабелла, сама заявляет, что позволяет тебе все, такому юноше, каким был я тогда, трудно устоять.
– И вы не устояли.
– Да. Мы совсем немного были вместе – месяц или два. Потом все произошло молниеносно. Ее беременность, разговоры, проблемы, слезы… Закончилось тем, что она вышла замуж, – кстати, довольно удачно, а я уехал в Индию, чтобы проверить, способен ли я на что-то еще… помимо любовных похождений.
– Я знала Марию Антуанетту, сударь. Она не любила, когда подобное происходило с ее камеристками. Вам, вероятно, досталось?
– Да, скандал был большой. Все почему-то сразу обо всем узнали. Все сочувствовали Анабелле. Было время, когда отец считал, что мне даже трудно будет найти новую невесту – прежняя мне уже не подходила, и помолвка была разорвана. И тогда я решил положить конец всем этим пересудам. Меня пятнадцать лет не было во Франции, а за это время здесь произошло такое, что о моих прегрешениях все забыли.
Я осторожно спросила:
– Вы не хотели жениться на ней?
– Нет.
– И вы считаете, что сделали ошибку?
– Нет, – сказал он спокойно. – Я, даже если бы мне пришлось пережить все это вторично, не женился бы на Анабелле.
– Но почему? Ведь по вашему лицу, по вашей боли видно, что вы любили ее!
– Она не подходила мне, мадам. Совсем не подходила. Она была много ниже по происхождению. На таких не женятся – по крайней мере, мы, дю Шатлэ.
Подобная бескомпромиссность заставила меня вспомнить об отце. Да, недаром мне казалось, что они в чем-то похожи.
– И вы совершенно ни о чем не жалеете?
– Жалею.
Пристально глядя на меня, он медленно произнес:
– Я жалею о том, что вообще вошел в ее жизнь, – ради забавы, ради озорства. Так неосторожно. Она ведь была достойна всего самого лучшего. Я могу вам признаться, мадам: я был солдатом, я убивал, я дрался на дуэлях и тоже убивал, на моей совести много жизней, но Анабелла – самый большой мой грех. Так мне кажется. Я сломал ее судьбу, и долгое время был проклят за это. Я был жестоко наказан. Я лишь раз видел свою дочь – перед отплытием в Индию. Во время террора они обе были казнены… и, хотя к этому я непричастен, мне все время кажется, что это я виновен во всем.
Я сжала руки. Он говорил правду, это я чувствовала. Ревновать мне не стоило. Надо было только пожалеть его… он ведь тоже был достоин всего самого лучшего!
– Ну, на этом довольно, – резко сказал Александр. – Зря я рассказываю вам сказки на ночь.
– Ради Бога, простите меня, – пробормотала я.
Он, словно не слыша моих слов, направился к двери. Повернувшись вслед за ним, я воскликнула – искренне и горячо:
– Ах, сударь! Как бы мне хотелось сделать вас счастливым! Если бы вы только позволили!
Он остановился. Потом, медленно повернувшись, улыбнулся, но в глазах его я заметила печаль.
– Сейчас время ужина, мадам. Что, если мы проведем его вместе?
– И вы еще спрашиваете!
В тот вечер мне, как никогда, хотелось быть рядом с ним. Даже если между нами будут только разговоры.
