– Моя дорогая, иногда ваше упрямство выводит меня из себя. Вы что, склонны считать, что даже неделей не можете пожертвовать ради того, чтобы побыть со мной?
– Принц, – сказала я, – сейчас я сообщу вам нечто такое, чего никто во мне не сможет изменить. Для меня ни один любовник на свете не стоит моих детей. Никто с ними не сравнится. Я всем пожертвую ради детей, но не наоборот. Такова уж я, ваше высочество. Ваша воля – принимать меня такой или не принимать. Что угодно во мне может измениться, только не это.
– М-да… И вы решительно не намерены остаться?
– С детьми – останусь навсегда.
– Ну а кто же отец этих отпрысков, вы скажете?
– Никогда не скажу.
Он усмехнулся, глядя на меня.
– Вчера вы не высказали мне никаких условий. Что ж, как мне это ни неприятно, я согласен признать, что право на вашей стороне.
– Да, принц, ведь вы сами спрашивали меня об условиях.
– И стало быть, этот ваш временный отъезд и дети – условие.
Наклонившись через стол ко мне, он вполголоса произнес:
– Я принимаю его.
Я облегченно вздохнула. Как я ни старалась держаться холодно и равнодушно, минувшая ночь пробудила во мне массу воспоминаний. Что плохого, если я всегда буду жить в таком волшебном мире, снова попаду в сказку, почти равную версальской? Я уже и сама страстно хотела уехать в Шотландию. В Эдинбург, где у меня будет своя вилла. Слуги. Розы в саду. И вид с террасы на море.
– Когда вы сможете уладить эти ваши проклятые дела?
Я подумала и сказала, что, вероятно, к концу августа.
– Итак, именно на это время мы назначим встречу.
Я видела, что принц примирился с тем, что только что узнал. Гораздо труднее ему было примириться не с моими дочками, а с моим отъездом. Очевидно, он давно спланировал провести со мной много времени, а не какую-то жалкую ночь. Но, как говорила Нинон де Ланкло,[7] часы желаний не всегда бьют в одно и то же время.
Он изложил мне свой план. В конце августа он пришлет за мной человека – уже не отца Медара, а еще более надежного, который сможет в Карнакской бухте посадить меня на английский корабль. Этот человек ловок, отважен и находчив, граф доверяет ему, как никому другому. Эмиссар принца привезет мне также и денег, крупную сумму, которую сейчас собрать трудно; деньги будут предназначены для того, чтобы после моего отъезда дела в Сент-Элуа – родовом замке Жана – шли хорошо. На эти деньги можно будет даже его отстроить. Я оставлю соответствующие распоряжения, а потом вместе с детьми и прислугой, какую мне угодно будет взять с собой, сяду на корабль и уеду прямо в Шотландию. Уехать будет нетрудно, так как на море господствует Англия, покровительствующая графу д'Артуа. В начале сентября я буду уже в Эдинбурге.
– Я согласна, – сказала я радостно.
Принц обещал сделать для меня даже больше, чем я могла надеяться. Обещал дать много денег для восстановления Сент-Элуа. Ведь этот замок я должна была передать Жану.
На том мы и расстались, дав друг другу обещание свято соблюдать установившуюся договоренность.
А я, уже стоя с сыном на борту судна, увозящего нас с острова Йе, вспомнила, что забыла на «Сюзанне – звезде морей» то чудесное рубиновое колье, которое граф подарил мне вчера вечером.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ДЕВЯТНАДЦАТЬ ТЫСЯЧ СТО ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ
1
Когда подошла к концу вторая декада августа, с уборкой урожая было покончено. Овощи были собраны, картофель выкопан, и на огороде осталась только последняя очередь моркови и гороха – горох должен был поспеть к октябрю. Теперь мы варили на зиму варенье, солили капусту, делали наливки, но, в конце концов, я была настроена на отъезд и бралась за это не слишком рьяно. Сент-Элуа я намеревалась оставить на попечение Селестэна и Франсины, которые явно проявляли друг к другу симпатию. Они, продав излишнюю часть пшеницы, овса и гречихи на ярмарке в Лориане, должны были спокойно перезимовать, а к весне значительно расширить хозяйство и нанять работников. Нужно было установить настоящий контроль над мельницей, услуги Бельвиня были слишком ненадежны. Ну, и, разумеется, деньги графа д'Артуа, которые он должен был прислать, должны сделать Сент-Элуа хозяйством еще более преуспевающим и богатым, чем фермы Бельвиня.
Мы с Маргаритой болтали и занимались укладкой овощей на зиму: складывали их в ящики, пересыпали песком, чтобы плоды, коренья и клубни лучше сохранялись. Франсина была занята приготовлением сидра. Мальчики и Аврора были в школе отца Медара, хотя, на мой взгляд, им уже пора было возвращаться; был пятый час вечера. Изабелла и Вероника, которые уже давно научились держаться на ножках, топали по двору в длинных белых рубашечках, то и дело теряя равновесие и садясь от неустойчивости на землю.
– Так вы говорите, он купит вам дом? – уже в который раз спрашивала Маргарита.
– Да, дом. Дом, который называется виллой.
– Да знаю я, знаю! В свое время я на всяких виллах побывала. Я ведь де ла Тремуйлям сорок пять лет служу…
Меня эта цифра всегда поражала. Подумать только – почти полвека все мы, принцы и принцессы, были у нее на глазах. Она знала нас всех. Знала маленьким даже моего отца. Была посвящена в тайны моей бабушки, принцессы Даниэль, которая для меня оставалась загадкой. Знала моего деда Жоффруа. А уж
