— Следовательно, Джафар мог быть удобным связным между кем-то в Тамезрете и в Бир-Резене…
— Вполне возможно, — согласился в нетерпении Винтер, — только теперь это не имеет значения. На будущей неделе я должен взять обычный короткий отпуск. Предполагаю, что они собираются вскрыть ствол шахты. До тех пор пока не достанут ящики, доктора Тарчинску не отпустят. Они хотят, чтобы я был в их полном распоряжении, а на базе никто ничего бы не заподозрил. Как именно они намерены организовать работы, этого я не знаю.
— Все имеет значение, доктор, — в том числе и то, от кого и кому привозит Джафар инструкции. Исходите из того, что они имеют тщательно разработанный план вскрытия тайника. Не надейтесь на помощь случая, скорее всего именно мы будем застигнуты врасплох.
— Пока что мы все время оказывались застигнутыми врасплох.
— Конечно, кто нападает — тот имеет преимущество первого удара. Так до сих пор и было и пока обстоит так же. Но вы над этим не ломайте голову, выполняйте их требования. Найдите им вход в эту проклятую шахту и ни о чем другом не заботьтесь. Кто рекомендовал Филогена поваром на базу?
— Об этом я понятия не имею.
— А должны бы. То, что у него итальянское гражданство, вы хоть знаете?
— Конечно. Третья часть моих специалистов — итальянцы и французы, другая треть — немцы, а остальные… Нет, из этого нельзя делать какие-то выводы.
— Я не делаю никаких выводов, но если вспомнить, что какой-то итальянец владеет судном, на котором, вероятно, плавают похитители…
— Уж не подозреваете ли вы Филогена?
Боукелика удивленно посмотрел на него:
— А почему бы и нет? Омар Джафар стал торговцем овощами едва шесть месяцев назад, именно тогда, когда вы начали строить постоянную базу в Бир-Резене. Что он делал прежде, нам еще установить не удалось. Но это, разумеется, не значит, что вы должны остаться без обеда. Приятного аппетита, мсье доктор!
Винтер, не говоря ни слова, повернулся и потащился по полуденной жаре к столовой.
Филоген… лопоухий и лупоглазый агент похитителей! Что ж, не так уж это и глупо. В столовой у него все были как на ладони. Тиссо, он… Обо всех проблемах и планах за столом говорилось совершенно открыто. Кто и куда уезжает, что делается в поле на каждом рабочем месте…
— Мсье доктор… — Филоген переломился в пояснице; продукт военного времени, сын черного американца и итальянки, он замахал белым крылом, чтобы смести со скатерти вездесущую красноватую пыль. Поднял руку — и его тунисский помощник уже нес миску с холодным лимонным супом.
— Что с аэрофотосъемкой, шеф? — спросил от соседнего стола геодезист Борзари. — Мы должны продолжать?
— Пока нет, у меня теперь масса другой работы. Доктор Росси обнаружил в известняках наличие цинка, я должен на это посмотреть.
— У вас усталый вид, доктор, вам бы надо отдохнуть.
— С этим придется подождать до будущей недели. Возьму отпуск, тогда и отдохну. Жара становится невыносимой. — Он механически ковырял вилкой, механически отвечал на вопросы. В голове у него вертелись слова капитана: «Найдите им эту проклятую шахту и ни о чем больше не заботьтесь!» Что-то подобное говорил и инспектор Суриц. О чем еще он должен был заботиться? Почему они оба подчеркивают, что он должен найти эту шахту, на что они надеются? Нет никакой гарантии, что от шахты хоть что-то уцелело, может, все давным-давно завалено и разрушено. Осталась только сумасшедшая надежда, разбуженная магнитометром. Надежда для Генрики.
Она, возможно, и верит в засыпанный песками рай, ей приходилось выкапывать его обломки, а ему это никогда не удавалось.
Он нехотя допил свой чай и вышел в полуденную жару. Сиеста. Немного отдохнуть, а потом надо навестить Росси. Он нашел цинк, ничтожные следы, но, может, это первый знак того, что работа здесь не будет напрасной. Глубины недр выдают свои тайны, а тайна клада Роммеля скрыта под песками от грабителей могил.
Он растянулся на походной койке и долго лежал неподвижно. На будущей неделе все решится. Что, если ему не удастся найти ствол шахты, что, если… Не должен ли он провести предварительную разведку? На вертолете до древнего рудника двадцать минут лету. Но спрятавшийся под маской Герман сказал: «А теперь забудьте про эту шахту!»
Он глубоко вдохнул горячий воздух. Запах раскаленной земли, каменистого Эрга и мягкой пыли пустыни. Лето в зените, сорок пять градусов в тени. Прищуренными глазами он посмотрел на часы. Еще пять минут, и он пойдет к Росси, надо заняться работой.
Однако Генрика улыбнулась ему и надкусила последнюю дольку апельсина. Она сидела в тени пробкового дерева на фоне карминно-красной стены какого-то дома, который, собственно, уже не был домом, хотя красная штукатурка светилась непонятной свежестью. Он протянул руку за снимком, другой нащупал очки и сосредоточенно вгляделся в ее лицо. Да, теперь он убежден, что мог бы ужиться с ней…
В субботу после пяти он приехал в Габес. По христианскому календарю кончалась старая неделя, по мусульманскому уже началась новая. Он приехал вместе с Дутарте и Квадри, которых в отеле ждали жены. Он уже давно привык к свободе и одиночеству. Представить, что его кто-то может ждать, у него уже не получалось. Как бы они проводили время? Он никогда не был слишком общителен и больше молчал, чем говорил. Однако в супружестве от разговоров уклониться невозможно. О чем они чаще всего говорили бы с Генрикой? О работе, разумеется, но чаще о ее работе, чем о его. Иногда опять спорили бы, но чаще всего молчали. И она, видимо, не ждала бы его в отеле «Магриб», а копалась бы в песке и глине пустыни или… Слишком редко они бы встречались. А на этом ведь и потерпело крушение когда-то ее супружество… Рассуждая так, он прекрасно сознавал, что эти его раздумья не ко времени, что это всего лишь уловка, попытка спрятаться от жестокой реальности, забыть, что ни он, ни она не знают, что с ними будет завтра. Как ему хочется не думать обо всем этом. Лучше бы вообще не ходить в этот отель «Магриб», а исчезнуть куда-нибудь, на другой край света!
Когда он подходил к своему номеру, за дверью уже раздавались настойчивые телефонные звонки. Не дадут времени принять ванну и побриться, подумал он. Что за подлая банда проходимцев!
— Винтер, — проворчал он неприветливо в трубку.
— Не теряйте самообладания, доктор, — сказал укоризненно инспектор Суриц. — Теперь вам нельзя этого себе позволять. Сохраняйте спокойствие, все развивается нормально. Я вас больше навещать не смогу, звонить тоже не буду. Нужно, чтобы ваша телефонная линия была свободна. Мы просим вас не покидать отель, пока они не дадут о себе знать. Совсем никуда не уходите: ни на пляж, ни в город. А когда они позвонят, повесьте на балкон полотенце. Или зажгите свет — если это будет ночью. Махмуда Хахеда в ресторане не ищите, для этого у вас не будет времени. Повесьте полотенце и выполняйте их указания. Это все… И доверяйте нам хоть немного, — добавил он после короткой паузы. — Вы не останетесь там в одиночестве.
В трубке раздался щелчок. Слышны были только удары прибоя. Связь прекратилась. С этого момента кончилась связь между ним и всем миром. Он отделен от него невидимой непроницаемой стеной.
Он положил трубку и вышел на балкон. Ощутил свежий порыв ветра, жара уже начала спадать. Солнце висело низко над портом. Он снял рубашку, постоял немного, подставляя грудь ветру, потом ушел в ванную.
Ужинал он в одиночестве, и обслуживал его чужой, незнакомый официант. Махмуд Хахед с лицом профессионального соблазнителя исчез. Место, где сиживала Генрика, безнадежно пустовало.
Он заказал себе острый овощной салат и холодное мясо по-шведски. Итальянское пиво «Принц Браун» было охлаждено в меру. В центре столовой шумел фонтан, море слегка волновалось. Все шло обычным порядком, размеренно и чинно. Только теперь он с удивлением осознал, как прекрасно это место, — прежде он этого не понимал. Он вообще многих вещей не понимал, считал их само собой разумеющимися. Сегодня он не желал ничего другого, только бы Генрика опять сидела напротив него. Но вечный внутренний скептик
