Правда, хорошо? Мне очень понравилось. Как хочется знать свое будущее, будущее наших детей...
Целую тебя, мой муж, мой товарищ, мой самый любимый.
Поцелуй за меня Владленочку и Володю».
Арсений Александрович положил письмо на стол, накрыл ладонью. Вот как неожиданно произошла встреча двух женщин, которые безгранично ему дороги.
В комнату вошла Владлена.
— Ты что же это, отец? Чай остыл!
— Подогреем.
— Что мамочка пишет?
— Велела тебя поцеловать.
— Раз мама просит, так ты уж, пожалуйста, поцелуй. — Владлена прижалась щекой к губам отца.
Студенты строительного техникума ехали на производственную практику, которую они с нетерпением ожидали вот уже два года.
Шум и суету вагонной жизни, бойкий перестук колес заглушает переделанная молодыми строителями песня летчиков. Вместо привычного для уха «Все выше! И выше! И выше!..» они с особым вдохновением выводят:
Поезд идет на юг страны, к горам, к морю — на солнечный Кавказ. Владимиру Рывчуку немного обидно. Большинство студентов осталось на стройках Поволжья. Поехало в Сибирь, на Урал. В канцелярии техникума, выдавая путевку, секретарша сказала: «Вам повезло, Володя. Кавказ — это мечта. Курорт!»
«Ну и посылали бы туда больных лечиться! А мне практику проходить надо. Строить! Понимаете? Строить!»
Девушка не поняла, почему разозлился Рывчук: ей лично Кавказ нравился больше Сибири.
В стройуправлении пятерых практикантов — в их числе Владимира Рывчука — послали на стройку межколхозной электростанции в горах.
Это не Днепрогэс, но все же!
Строительная площадка вовсе не походила на курорт. По крутым узким горным дорогам скрипели арбы, груженные строительным материалом. Уныло опустив головы, их тянули медлительные волы. Эта стройка не считалась ударной, поэтому материалами ее снабжали в последнюю очередь. Кроме того, не хватало квалифицированных рабочих рук.
Практикантов приняли гостеприимно, отвели палатку, сытно накормили.
Над горами висело раскаленное солнце. Высокое небо словно выцвело. Узкая, бурная весной горная речушка сильно обмелела, сейчас лениво журчала, выбирая между камнями дорогу полегче. Ее можно было перейти вброд в любом месте, и она не была помехой для работы строителей.
Практикантов послали на строительство дамбы. Работать было тяжело. Пот заливал лицо, грудь, жег глаза. С непривычки ныли руки, дрожали от напряжения ноги. Хотелось пить. Но чем больше пили, тем сильнее мучила жажда.
Неожиданно потемнело. Ущелье, словно крышкой, накрыла черная туча. Пронесся шаловливый ветерок, обдавая прохладой разгоряченные тела.
— Эге-гей! — радостно закричал Владимир. — Дуй, ветер! Дуй! Никого я так не люблю, как ветра- ветровея!
Сверкнула молния. Залпом мощной артиллерийской батареи раскатился в горах удар грома — и сразу хлынул дождь. Теплый, обильный. Это был первый дождь за месяц практики. Он принес прохладу, снял усталость.
Сначала практиканты веселились, подставляя дождю разгоряченные спины, но постепенно смолкли. Дождь густой сеткой закрыл берег, и речушка вдруг заревела, забурлила, с гневом ударяясь о камни, переворачивала их и несла вниз. Кто-то тревожно бил в металл; кто-то, надрываясь, кричал:
— Кончай работу-у! Э-эй! На дамбе-е!..
Вовка видел, с каким трудом добирается к их участку широкоплечий грузин-десятник. Течение сбивало его с ног. Он падал, цеплялся пальцами за камни, поднимался и снова брел.
— Дорогие генацвали, — задыхаясь, десятник схватил протянутую ему Владимиром руку, — несчастье! Большое несчастье! Взбесилась река!
Практиканты еще не понимали, что могло так обеспокоить десятника.
— Надо уходить! Немедленно уходить, генацвали!
— А работа?
— Мы тоже не трусы, мальчики!
Дамба стала уже островком. От берега практикантов отделял теперь не узкий ручеек, а широкий бурлящий поток, по которому стремительно неслись бревна, доски, ящики, камни...
— К берегу! — крикнул кто-то из практикантов и бросился в воду.
Его сбило течением, перевернуло, ударило о камни.
— Ой, дорогой! Погибнешь? — всплеснул руками десятник.
Володя Рывчук бросился в воду. Он отлично плавал, считался чемпионом техникума, и неудивительно: плавать его учил отец — черноморский матрос. Но на Волге, не говоря уже об Ингуле, никогда так бешено не неслась вода. Поток закружил, завертел, понес прямо на пороги.
«Спокойней, Вовка, спокойней!» — говорит себе Рывчук и идет наперерез волнам.
Он видит мелькающую голову товарища, его испуганные глаза, широко открытый рот... Володя хватает товарища за руку, кричит:
— Обними меня! Держись!
Плыть тяжело. Обессилевший парень тянет на дно.
Главное, не сбить дыхания, не испугаться. Взмах руки, еще взмах, еще... С берега бросают веревку. Наконец ноги коснулись земли. Паренек пытается улыбнуться посиневшими губами.
— Ты, оказывается, молодчага, парень! — хвалят Володю рабочие.
Он глядит в их потеплевшие глаза и все еще не понимает, что спас жизнь товарищу. «А как же те, на дамбе?» — думает Володя.
Но по волнам уже несется большая черная лодка. По тому, как уверенно взмахивают веслами гребцы, как они обходят пороги, чувствуется, что им не внове такие переправы. Кажется, что лодка только пляшет на волнах, а не движется вперед. И все же, несколько раз нырнув в волнах, лодка наконец подходит к дамбе.
У каждого, наверное, свое увлечение. Один собирает коллекцию марок, другой — старинные монеты,
