— Люблю, когда сразу берут быка за рога. Не убил, потому что не пожелал. Ваш отряд разведывал что-то на землях Фарлена. Вам, наверное, приказывали не попадаться никому на глаза или убивать тех, кто вас обнаружит — в таком случае вы не справились ни с тем, ни с другим. Однако вы взяли нас в кольцо, и оно продолжает сжиматься. Тебя я оставлю здесь. Когда тебя найдут, скажи своему вожаку, чтобы уводил вас отсюда подобру-поздорову. Еще до конца дня я созову фарленских охотников, и тогда уже никто не уйдет живым.
— Сильно сказано, — произнес аэнир.
— Сильно, однако правдиво. Я, заметь себе, слыву в Фарлене человеком мягкосердечным, самым никудышным из воинов, между тем двое ваших убиты, а ты связан, что твоя куропатка. Смекни, что будет, если я напущу на вас двести наших бойцов-молодцов.
— Что такое ваши две сотни — да и две тысячи, если на то пошло — по сравнению с могуществом аэниров? Вы точно сухие листья на пути лесного пожара. Ваш Фарлен — полудикий сброд без короля и без войска. Вот тебе мой совет: пошлите своих старшин к господину Асбидагу в Атерис и заключите с ним мир.
— Я передам нашим старшинам это мудрое пожелание — авось они и согласятся с тобой. Когда твои найдут тебя, идите на юг, это самый короткий путь из Фарлена.
Пленник смачно плюнул.
— Посмотри на него, Гаэлен. Он из народа аэниров, наводящих страх на весь мир, но при этом такой же человек, как и все. От него воняет, в голове у него водятся вши, его империя построена на крови невинных. Ночью ты убедился, что эти страшные воины в бою не так уж страшны. Они мастера только убивать женщин да насаживать на копья детей.
Теперь Онгист узнал этого парня. Тот самый мальчишка, которого Асбидаг проткнул копьем у ворот Атериса. Онгист, закусив губу, промолчал. Тостиг рассказал им, что парень дополз до гор и что его подобрали двадцать вышедших из засады горцев. Асбидага обеспокоил этот рассказ.
— Хочешь убить его, Гаэлен?
Онгист без страха встретил полный ненависти взгляд мальчика.
— Я вижу, мы оставили на тебе свою метку. Как тебя теперь называют — Кровавый Глаз или Рубец?
Парень молча, с той же ненавистью смотрел на него.
— Тебе что, и язык вдобавок отрезали? — насмехался Онгист.
— Да, хочу, — повернулся Гаэлен к отцу. — Но не сегодня.
Отец и сын, не оглядываясь, ушли с поляны, а Онгист остался поджидать своего брата и других воинов. Они пришли уже после полудня, освободили его, поставили на ноги. Онгиста одолевало головокружение, братья Тостиг и Драда поддерживали его с двух сторон.
— Что случилось? — спросил Драда, старший из трех.
— Горец провел нас. Убил Асту и Кариса.
— Знаю. Мы нашли их тела.
— Он велел нам уходить из Фарлена. Сказал, что поднимет охотников.
— Дельный совет, — усмехнулся Драда, а Тостиг пробормотал:
— Асбидаг прогневается.
Онгист сердито потер ушибленный висок. Тостиг, самый здоровенный из них, с желтой косой и сломанными зубами, был в то же время самым осторожным, не сказать бы трусливым. Онгист его презирал.
— Каков он собой? — спросил Драда.
— Высокий, — пожал плечами Онгист. — Ловкий. Хороший боец. Уверенный.
— Тогда к его совету надо прислушаться. Ты не пытался его раздразнить?
— Пытался.
— А он что?
— Улыбался, ничего больше. Я сказал, что аэниры сотрут их с лица земли. Советовал идти к Асбидагу и просить мира. Он ответил, что передаст своим старшинам мои мудрые речи — и только.
— Проклятие, мне это не нравится, — пробормотал Драда. — Самый опасный враг тот, кто не поддается гневу.
Онгист с ухмылкой обнял его за плечи:
— Ты у нас известный мыслитель. Кстати, мальчишка, которого он назвал своим сыном — тот самый, кого наш отец подколол у ворот города.
Драда выругался.
— И он вопреки этому не чувствует гнева? Меня уже дрожь пробирает.
— Я знал, что тебе понравится. Сколько, говоришь, человек подобрали этого парня, Тостиг?
— Всех я не видел. Они сидели в кустах.
— А видел скольких? — подхватил Драда, понимая, что Онгист не зря задал этот вопрос.
— Я видел только их вожака. А что? Сколько, он сказал, их там было?
— Он ничего не сказал, — усмехнулся Онгист. — Я и так знаю.
— Да будь ты проклят! — рявкнул Тостиг и отошел.
Драда подвел Онгиста к поваленному стволу, где еще недавно горел костер Касваллона.
— С чего это он? Я не понял.
— Не было никаких двадцати горцев. Был только один, тот самый. Головой могу поручиться.
— Да, пожалуй, ты прав. Он назвался тебе?
— Касваллон из Фарлена.
— Касваллон… Будем надеяться, у них не все такие, как он.
— Хоть бы и такие. Где им устоять против тридцати тысяч аэниров?
— Это верно, но мы их численности не знаем. Только предполагаем, что во всех кланах наберется не больше семи тысяч бойцов — но что, если мы ошибаемся?
— Что же ты предлагаешь?
— Обращаться с ними помягче. Завязать торговлю, добиться, чтобы они нас хорошо принимали, а там видно будет.
— Ты думаешь, они настолько глупы, что пустят нас в горы?
— Почему нет? Другие народы нам не чинили препятствий. И те, кого в кланах недооценивают — такие наверняка найдутся, — со временем перейдут к нам.
— Я думал, отец хочет напасть на них летом.
— Хочет, но я его отговорю. Внизу еще остались три незахваченные области, и поживиться там можно лучше.
— Мне здесь нравится. Свой дом я хотел бы построить в горах.
— Скоро построишь, брат. Обещаю.
Оракул сидел один, глядя в огонь. Ночью ему приснилось войско со сверкающими копьями и развернутыми знаменами.
Красный ястреб реял на черном поле, разбитый враг бежал с поля битвы. Королева-воительница Сигурни воздела в лучах заката свой меч…
Он видел это наяву, в молодости, когда ушел за Врата в другую страну. Старик запахнулся в серый плащ, вытянул ноги к очагу. Он смотрел на свои сморщенные, в бурых пятнышках руки и вспоминал, как когда-то…
— Грезишь о былой славе? — спросил Талиесен.
Оракул дернулся, выбранился, сказал:
— Подвинь стул к огню.
Друид был мал ростом и худ как скелет. Жидкие волосы и бороденка липли к черепу, как туман, но карие оленьи глаза под четкими бровями странным образом сохраняли молодость и веселье. Его плащ был сшит из множества перьев — синие от зимородка, черные от ворона, серенькие от ржанки, стальные от орла.
Он прислонил свой длинный посох к стене пещеры, сел рядом с Оракулом и произнес тихо:
