высыпая дождь конфетти, летели спирали серпантина — всё это мало тревожило крыс.
Была мысль выйти из укрытия и врезать крысам по-настоящему. Уж он бы мог, он же дивоярец! Но, с другой стороны, всё это уже было — помнит он и ошеломляющий разгром в зале после того, как действие подошло к финалу. Помнит и исчезновение крысиного войска, значит, как-то всё получилось, хоть и не по известному сказочному сценарию. Неужели это заслуга канарейки-Лембистора? Было оно всё, было! Так или иначе, получилось! Важен результат, а не кто его достиг. Так что благоразумие требовало оставаться на месте — а то неизвестно, что из его вмешательства может получиться. Вдруг изменится сам ход событий Жребия!
Блистательная птичья троица влетела в зал с небольшой кастрюлькой, полной белого порошка. Канареечка что-то выделывала, скрытая от глаз наблюдателя ёлкой, но было видно, как во все стороны летит этот самый порошок. Крысам оно не больно понравилось — они шипели и плевались. Только большого вреда им эта химическая атака не принесла. Понятно, что Лембистор в образе канарейки тоже испытывает изменение сознания — он втянулся в этот сказочный образ и теперь пытается как-то компенсировать своей активностью бездеятельность недотёпистого Щелкунчика. А тот, идиот, где-то шатается со своими туманными идеями в деревянной башке!
Что делать? Вмешаться, но как?
'Если я сейчас не вмешаюсь, слабая оборона игрушек будет прорвана!'
Но не помнил он, чтобы в тот раз кто-то большой пришёл на помощь! Не было никакого дивоярца! Крысы просто начали взрываться — чихать и взрываться! Хотя, нет, этого он видеть как раз не мог — он подоспел уже когда всё было кончено. С чего он взял, что крысы должны перелопаться? Ах, это же из новогодних елочных представлений, куда его водила в детстве мама! Куда же они в этот раз девались? Ведь ни одной тушки он не нашёл, когда вернулся в зал!
Под покровом темноты на шкафу произошло некое незаметное для участников сказочного сражения событие. Никто не видел как чучело совы трансформировалось в размытые очертания человеческой фигуры. Человек на шкафу был скрыт от любого чужого глаза какой-то таинственной завесой. Под этим покровом невидимости он достал из кармана плоский предмет, похожий на женскую пудреницу. Раскрыв пудреницу, дивоярец легко дунул в неё, и над полем сражения поплыл тонкий дымок. Он опускался на пол и смешивался с сахарно-соляной-мучной смесью, которую раскидали из кастрюльки попугаи. Крысы подняли вверх носы и принюхались. Тут первая из них подпрыгнула и чихнула, в тот же миг её тельце разлетелось серым порошком. А потом пошло чихать и лопаться. Через минуту всё было кончено — порошок для уничтожения крыс действовал безотказно!
Игрушки радостно попискивали, канарейка что-то торжествующе чирикала, попугаи суматошно летали взад-вперёд, и среди этой счастливой суматохи лишь чучело совы неподвижно таращило свои круглые глаза.
Как же теперь быть? Помнил он из этого погружения, какой разгром постиг празднично украшенный зал из-за его приключения. Это в сказке всё так просто, а тут реально засыпанный белой смесью пол, растерзанные подарки, сожженные свечи, мусор и грязь! Да, Лён помнит с каким чувством он тогда покинул это место: хорошо, что дети не проснулись и не увидали все это безобразие. Но теперь, когда придёт из церкви Марта, когда проснётся старый учёный, когда дети выйдут из своих спаленок в радостном ожидании подарков и праздника — как Лён будет объяснять им то, что они увидят? Рассказывать сказку про крыс и Щелкунчика? Кстати, где он?
В свете догорающих свечей в зал вошёл юноша в синем мундире, белых лосинах и чёрных сапогах. На голове его криво сидел парик из пакли. Освобожденный от колдовства Щелкунчик оглядел зал, и выражение тоски появилось на его исхудавшем лице. Затем он с тяжёлым вздохом поднял с пола и поставил на ножки пуфик, сел на него. Что-то бросил в сторону щебечущей канарейки, снова замолчал, опустив голову и что-то разглядывая в своих руках.
Затаив дыхание, Лён смотрел на самого себя — это было два года назад!
Чуть слышный звук, как будто откупорили бутылку — из зала испарился стул с чёрным сидением! Это стул из кабинета дока Красина! Потом исчезла канарейка. А потом тот, двухлетней давности Лён в маскарадном костюме гвардейца поднялся с места, что-то со звоном бросив на пол, окутался разноцветным дымом и тоже пропал. Тишина настала в зале. Вокруг елки валялись неподвижные игрушки, мусор усыпал пол, с елки свисали остатки дождя и гирлянд, догорали свечи, грозя пожаром — всё было просто ужасно!
В полной тишине со шкафа слетела светло-серая сова. Плавно колыша своими пышными крыльями, она медленно опустилась на оставленный пуфик. После чего произошло мгновенное преображение, и вот уже на этом детском сидении обнаружился молодой человек. Он осмотрелся по сторонам, и на лице его появилось растерянное выражение — действительно, нарядно украшенный к празднику зал выглядел так, словно здесь всю ночь дебоширили черти.
'Хоть бы одно путное заклинание я знал на этот случай! Хоть бы, как в истории про Гарри Поттрера сказать 'репаре' и махнуть волшебной палочкой! Нет, искусство магического боя — пожалуйста! В старика превращаться — извольте! А чтобы убрать весь этот мусор и привести игрушки в нормальный вид — не умею! Чего же я умею?!'
Идиотская ситуация! Тогда, два года назад он просто улизнул отсюда, а вот теперь должен давать какие-то объяснения по поводу происшедшего. Ведро поискать! Срочно! Ведро, тряпку, метлу!
Он бросился на выход — в сторону кухни, должно же там найтись что-то! Ногой дивоярец задел что- то, и оно с пугающе громким звуком улетело в холл. Господи, да это же та самая корона, в которой щеголял Крысакус! Да, теперь он вспомнил! Именно с этой вещью Лён пришёл в зал, когда всё было кончено. Тогда он был в отчаянии — ещё бы! Ведь док Красин был прекрасным кандидатом для тела Лембистору. Лёну его нисколько не было жалко — такой подлец этот доктор! И вот он сам его испарил при помощи своей дивоярской иголки — хотя, понятия не имеет, как именно.
Лён выскочил в холл, чтобы поймать скорее эту злосчастную корону, пока она своим дребезжанием всех не перебудила. Подхватив жестяную вещицу, он мельком глянул на кухню. О, кошмар! Он не уберёг торт!
По всему полу размазаны прекрасные масляные розы — кулинарное творение Сью безнадёжно обезображено. Вся кухня представляет собой зрелище чудовищного разорения. Нет, ему это и за целый день не убрать. О, чертовы попугаи, о проклятые крысы!
Лён стоял в растерянности с жестяной короной в руках. В ладонь ему вонзился мелкий металлический заусенец, и молодой маг невольно опустил глаза. В первый миг он смотрел на большой голубой прозрачный камень прекрасной огранки, пока в памяти не всплыли слова старого ученого, про то, что дети называли этот камень бриллиантом. Действительно похож.
Пальцы коснулись холодных граней 'бриллианта', и в тот же миг слабая молния пронзила руку Лёна — вплавленное в его тело наследие Гедрикса дало о себе знать. Этот камень действительно был бриллиантом, самым настоящим. Он же был магическим кристаллом, эльфийским осколком! Вот что за бриллиант был вставлен в корону Мари!
Он стоял посреди разгрома и задумчиво тёр щёку. Теперь всё понятно, теперь он может сказать, что произошло. Очевидно, один из разлетевшихся эльфийских кристаллов попал каким-то путём в подвал старого дома матушки Марты. Он там валялся, возможно, много лет, пока однажды не попал в руки маленькой девочке, мечтающей о том, чтобы найти клад. Мари испарилась, как случилось это с Гранитэлью — эльфийский кристалл нельзя трогать людям. Только потомки Гедрикса способны без вреда для себя брать в руки это опасное сокровище. Мари теперь в этом кристалле. Теперь это настоящий бриллиант, а вовсе не стекло. И как быть? Отдать Марте это богатство, за которое она выкупит не только дом, но и безбедно
