от жизни все, пей ее радости, старайся удержать их вкус во рту и не трать времени на мысли о том, что это пройдет. Первая моя жена была настоящая язва. Мы дрались с ней, как тигры, но я ее обожал. Когда она умерла, я горевал, и если бы мне было дано вернуть прошлое, я ничего не стал бы менять. Годы, которые я прожил с ней, были золотыми.
– Я не хочу страдать, как страдал мой отец, – жалостно улыбнулась она. – Я знаю, что это глупо…
– Вовсе нет. А куда подевался твой любезный?
– Готовит факелы.
– Зачем?
– Кеса-хан попросил меня спуститься с Экодасом в подземелье. Мы должны найти там кристалл.
– Я с вами.
– Нет, – твердо ответила она. – Экодас говорит, ты очень устал, только сознаться в этом не хочешь. Нечего тебе таскаться по темным переходам.
– Но там может быть опасно.
– Кеса-хан говорит, что нет. Отдыхай. Мы вернемся через пару часов.
Купец Мадзе Чау очень ценил свой сон. Как бы ни утомляли его дела, ночью он мог проспать не более четырех часов. Мадзе Чау верил, что только этот драгоценный краткий отдых помогает ему не терять остроты ума в сделках с вероломными готирскими торгашами и злокозненными вельможами.
Поэтому, разбуженный своим слугой Люо, он был удивлен, увидев, что до рассвета еще далеко и за окном светят ночные звезды.
– Простите, хозяин, – кланяясь, пролепетал Люо, – но к вам пришел человек.
Мадзе Чау услышал не только эти слова, но и то, что стояло за ними. Из-за обычного человека Люо не посмел бы побеспокоить хозяина, и никто из знакомых Мадзе не внушил бы слуге такого страха.
Мадзе сел и снял шелковую сетку с намасленных волос.
– Зажги-ка пару ламп, Люо.
– Да, хозяин. Простите, хозяин, но он настоятельно требовал, чтобы я разбудил вас.
– Да-да. Не думай больше об этом. Ты правильно поступил. Подай мне гребень.
Люо зажег две лампы, поставил их на письменный стол рядом с кроватью и принес хозяину бронзовое зеркало и гребешок из слоновой кости. Мадзе Чау запрокинул голову, и слуга старательно расчесал его длинную бороду, разделил ее посередине и умело заплел в две косы.
– Где ты оставил этого человека?
– В библиотеке, хозяин. Он попросил воды.
– Воды, говоришь? – улыбнулся купец. – Я сам оденусь, а ты ступай в мой кабинет. В третьем шкафчике от садового окна найдешь несколько свитков; мне помнится, они обернуты в красный пергамент и перевязаны голубым шнурком. Принеси их в библиотеку как можно скорее.
– Может, кликнуть стражу, хозяин?
– Зачем? Разве нам что-то грозит?
– Это опасный человек, я таких знаю.
– Мир полон опасных людей, однако я пока еще жив, здоров и не беден. Не беспокойся, Люо, сделай только то, о чем я прошу.
– Слушаю, хозяин. Красный пергамент, третий шкафчик от окна.
– Голубым шнурком перевязано, – напомнил Мадзе Чау.
Люо с поклоном, пятясь, вышел прочь. Мадзе, потянувшись, встал, достал из шкафа просторное платье, отливающее пурпуром, и подпоясался золотым кушаком. В туфлях из мягчайшего бархата он спустился в устланные ковром сени и прошел в библиотеку.
Гость сидел там на шелковой кушетке. Он сбросил с себя грязный сатулийский наряд и остался в черной коже, не менее грязной и запыленной. Рядом с ним лежал маленький черный арбалет.
– Добро пожаловать в мой дом, Дакейрас, – с широкой улыбкой сказал Мадзе Чау.
Гость улыбнулся в ответ.
– Судя по роскоши, которую я вижу вокруг, ты хорошо поместил мои деньги.
– Твое состояние цело и все время растет. – Купец сел напротив гостя, предварительно скинув двумя пальцами на пол дурно пахнущую сатулийскую одежду. – Ты, я вижу, путешествуешь переодетым?
– Иногда без этого не обойтись.
Вошел Люо со свертком.
– Положи на стол… И убери все это. – Мадзе отшвырнул снятую одежду носком туфли. – Приготовь горячую ароматическую ванну в нижней комнате для гостей, а после пошли за Ру Лаи и скажи ей, что нужно будет сделать массаж с разогретым маслом.
– Слушаюсь. – Люо собрал тряпки и вышел.
– Не хочешь ли посмотреть свои счета, Дакейрас?
– Ты всегда на шаг впереди, Мадзе, – улыбнулся гость. – Как ты узнал, что это я?
– Полуночный гость, перепугавший Люо и спросивший стакан воды? Кто еще это мог быть? Я слышал, за твою голову опять назначена награда. Кому ты досадил на этот раз?
– Легче вспомнить, кому я не досаждал, – но награду назначил Карнак.
– Тогда тебе приятно будет узнать, что теперь он пребывает в гульготирской тюрьме.
– Да, я слышал. Какие еще есть новости?
– Цены на шелк и специи растут – твои деньги вложены и в то, и в другое.
– Я не про рыночные новости спрашиваю, Мадзе. Что слышно из Дреная?
– Вентрийцы добились некоторого успеха. Они штурмовали Скельн и получили отпор при Эрекбане, но без Карнака дренаи непременно проиграют войну. О перемирии нет и речи. Вентрийцы удерживают за собой то, что взяли, а готиры стоят лагерем в Дельнохских горах. Впрочем, боевые действия пока приостановлены – никто не знает, почему.
– Я догадываюсь. Во всех трех странах имеются рыцари Черного Братства – думаю, они ведут свою игру.
– Возможно, ты прав, Дакейрас. Цу Чао за последние месяцы забрал большую власть: вчерашний высочайший указ вышел с императорской печатью, но за подписью Цу Чао. Тревожные времена. Правда, на дела это повлиять не должно. Чем я могу тебе помочь?
– В Гульготире у меня есть враг, желающий моей смерти.
– Убей его, и конец делу.
– Этого я и хочу, но мне надо кое-что разузнать.
– В Гульготире все возможно, мой друг, сам знаешь. Кто этот неразумный человек?
– Твой соотечественник. Мы только что говорили о нем. Он имеет здесь дворец и близок к императору.
Мадзе Чау беспокойно облизал губы.
– Надеюсь, это всего лишь неудачная шутка.
Гость покачал головой.
– Да знаешь ли ты, что его жилище стерегут не только люди, но и демоны? Знаешь ли, как велика его власть? Быть может, он и теперь наблюдает за нами.
– Быть может – но с этим я ничего не могу поделать.
– Чего ты хочешь от меня?
– Мне нужен план дворца и сведения о количестве и размещении часовых.
– Ты многого просишь, друг мой, – вздохнул Мадзе Чау. – Если я помогу тебе, а тебя схватят и заставят говорить, моя жизнь кончена.
– Не спорю.
– Двадцать пять тысяч рагов, – сказал Мадзе Чау.
– Дренайских или готирских?
– Готирских. Дренайский раг упал за последние месяцы.
– Эта сумма почти равна той, которую я у тебя поместил.
– Нет, мой друг, – не почти, а в точности равна.
– Дорого же стоит твоя дружба, Мадзе Чау.
