– Скажи ему, что это слова Диакона.
Клем тревожился за паренька. С того времени, как они выехали из Чистоты, Нестор почти не открывал рта и, казалось, утратил всякий интерес к их поискам. Дважды Клем сворачивал с дороги и оглядывал залитые луной окрестности, но никаких признаков погони не заметил. Нестор ехал, понурив голову, погруженный в свои мысли, и Клем не рисковал нарушить молчание, пока они не устроились на ночлег в маленьком овражке и не разожгли костер. Нестор сидел, прислонясь к толстому комлю сосны и подтянув колени к подбородку.
– Ты ведь ни в чем не виноват, малый, – утешил его Клем, не разобрав, из-за чего юноша так мучается. – Он же нас выслеживал! – Нестор только кивнул и ничего не сказал. Клем испустил вздох. – Да поговори же со мной, сынок. От мрачных размышлений толку же нет никакого.
Нестор поднял голову:
– Неужели вы никогда ни во что не верили, менхир Стейнер?
– Я верю в неизбежность смерти.
– Угу, – сказал Нестор, отводя глаза. Клем про себя выругался.
– Просто скажи мне, Нестор. Я плохой разгадчик.
– А что говорить? Все – конский навоз, и только. – Нестор засмеялся. – Знаете, я же во все это верил. Черт, ну и дурень! Диакона прислал Бог; Иерусалимец – пророк, как в Книге. Мы – избранный Богом народ! Всю свою жизнь я провел в погоне за ложью. Просто обхохочешься! – Нестор взял одеяло и разостлал его на земле.
Клем помолчал, собираясь с мыслями, прежде чем заговорить.
– Если тебе нужны умные поучения, Нестор, ты ночуешь тут не с тем человеком. Я стар и уже не помню, как был молодым. В твоем возрасте я мечтал только об одном: заслужить славу самого меткого стрелка в известном мире. И чихать хотел на Бога или историю. И вообще ни о чем не думал – разве что о том, как стать еще быстрее. Так что дать тебе совет я не могу. Но это не значит, будто я не знаю, что ты не прав. Мир изменить невозможно, сынок. Змеи есть, были и всегда будут. А ты можешь только одно: прожить свою жизнь так, как ты считаешь верным.
– Ну а как насчет правды? – спросил Нестор. Его глаза пылали гневом.
– Правды? А что такое правда, черт дери? Мы рождаемся, мы живем, мы умираем. А все остальное – только мелкие различия во мнениях.
Нестор покачал головой:
– Вы же не понимаете, верно? Думается, люди вашего пошиба никогда не поймут.
Его слова уязвили Клема, но он попытался проглотить гнев.
– Может, ты согласишься объяснить мне, какого такого пошиба?
– Угу. Объясню. Все ваши мечты всегда были только о себе. Стрелять быстрее всех; прославиться, убив Взыскующего Иерусалима. Владеть землей и разбогатеть. Так, конечно, вам плевать, если Диакон оказался пустобрехом, а сотням ребят вроде меня все время врали. Для вас все это ничего не значит, верно? Вы и сам как другие. Врали мне. Не сказали, что Пастырь был Шэнноу… пока не пришлось.
– Не надейся на князей, Нестор, – сказал Клем, сознавая всю горькую правду слов мальчика.
– И как же это понимать? Клем вздохнул:
– У Эдрика Скейса работал один старик. Он все время читал старые книги, от некоторых только листки остались. Вот он и сказал мне это. И это сущая правда, да только мы все время надеемся и надеемся на кого-то. Появляется какой-нибудь вождь, и мы уже клянемся Богом, что он лучший из лучших с тех пор, как Христос ходил по водам. А это не так. Он ведь человек, совершает ошибки, и этого мы простить не можем. Диакона я не знаю, но он сделал много хорошего. И, может, он правда верил, что Шэнноу был Иоанном Крестителем. Сдается мне, что очень многие люди, претендующие на святость, сбиваются с пути истинного. Это ведь нелегко. Смотришь в небо и спрашиваешь: «Господи, пойти мне налево или пойти направо?» И видишь, что птица полетела влево, и принимаешь это за знамение. Диакон и его люди застряли во времени на три сотни лет. Иерусалимец освободил их. Так, может, Бог и правда его послал… Я не знаю. Но, Нестор, ведь всего, чего я не знаю, хватит завалить эти горы по самые вершины. А про меня ты верно сказал, не стану оспаривать. Но вот что я скажу тебе: правда, какой бы она там ни была, не существует вне человека. Она существует у него в сердце. Йон Шэнноу никогда не лгал. Он никогда не утверждал, что он не то, чем был. Всю жизнь он сражался, защищая свет. Он никогда не пятился перед лицом зла. И не важно, что говорили о нем люди. Нет на земле человека, который мог бы отрицать в нем веру. Потому что он не навязывал эту веру людям. Она принадлежала ему, ему одному. Понимаешь? А что до правды, ну… Как-то раз я спросил его об этом. Я сказал:
«Предположим, что все, во что вы веруете, это пыль на ветру. Предположим, это неправда. Как вы себя почувствовали бы?» Он только пожал плечами и улыбнулся. Знаешь, что он сказал? «Это ни черта не значило бы, потому что должно было быть так».
– И я, значит, обязан что-то тут понять? – вспылил Нестор. – Я знаю только, что всю мою жизнь меня учили верить в то, что было просто напридумано людьми. И я не позволю, чтобы меня опять надули. Ни Диакону, ни вам. Завтра я поеду домой. А вы можете отправляться к черту на рога!
Нестор лег и повернулся спиной к костру. Клем чувствовал себя старым и измученным и решил не продолжать. Утром они еще поговорят.
Мальчик остер, тут не поспоришь. Мало-помалу Клем собрал шайку разбойников, и их налеты были дерзкими и блестящими. Такое волнующее время! Однако люди бывали убиты или покалечены. Клем все еще помнил первого – молодого охранника, сопровождавшего фургон с деньгами для уплаты на рудниках. Он, вопреки всем расчетам, отказался положить ружье. И выстрелил. Пуля, задев плечо Клема, убила человека позади него. Охранник упал под градом пуль. Одна была из пистолета Клема. И вот теперь этот молодой человек преследовал его – он ведь только исполнял свой долг, честно отрабатывал жалованье.
Клем вздохнул. «Хочешь знать, малый, каков мой пошиб? Слабые духом люди, игрушки своих желаний, не обладающие силой воли, чтобы трудиться ради их исполнения».
Когда они попали в засаду и пули начали косить его товарищей, Клем пришпорил коня и слетел с ним со стофутового обрыва в бушующий поток. Он остался жив, а все его товарищи погибли. Ему некуда было ехать, и он вернулся в Долину Паломника, где те, кто его еще помнил, помнили отважного молодого человека по имени Клем Стейнер, а не разбойника, который ездил под именем Лейтона Дьюка. «По какому праву ты читаешь проповеди этому мальчику? – спросил он себя. – Как можешь ты говорить, чтобы он жил так, как считает верным? Сам-то ты жил так, Клем?»
И что ему принесли краденые деньги? Красивый красный жилет и никелированный пистолет, несколько сотен безликих шлюх в десятках безымянных городков. «О да, Клем, ты достойный учитель!»
Набрав горсть прутиков, он наклонился к огню. Земля задрожала, из костра взметнулись искры. Стреноженные лошади испуганно заржали. Со склона над ними сорвался огромный камень и, подпрыгивая, покатился в долину. Нестор приподнялся на колени и попытался встать, но земля ходуном заходила у него под ногами, и он потерял равновесие. Яркий свет залил овражек. Клем взглянул вверх. В небе висели две луны: одна полная, а другая – узкий серп. Нестор их тоже увидел.
Поперек узкого склона зигзагами пробежала трещина, проглатывая деревья. Потом полная луна исчезла, и воцарилась жуткая тишина.
– Что происходит? – спросил Нестор. Клем откинулся, забыв про костер. Он был способен думать только о том, что один раз уже видел подобное и чувствовал содрогание земли под ногами – когда в их мир началось страшное вторжение воинов-ящеров… Нестор прыгнул к нему, ухватил за локоть.
– Что происходит? – повторил он.
– Кто-то только что отворил дверь, – негромко сказал Клем.
8
Два мудреца и дурак шли по лесу, и вдруг перед ними из кустов появился голодный лев. Первый мудрец определил длину атакующего льва примерно в восемь футов от носа до кончика хвоста. Второй мудрец заметил, что лев больше опирается на левую ногу, – значит, он хромает и, следовательно, людоедом его сделал голод. Когда зверь взвился в прыжке, дурак застрелил его. Ну да что взять с дурака?
