к другому, это… Это когда человек за себя отвечает сам!…И что тут смешного, Ликт?!
— Да не, я ничего… — отмахнулся он, пытаясь вернуть табуретку в равновесие. — Только такая свобода хороша для тебя, для Раира вот, а я что? Долго я проживу, сам за себя? Так уж нас Вечные создали: мы, люди, сбиваемся вместе, чтоб выжить. И сильный защищает слабых, а слабые за то подчиняются сильному. И не крысятся на сильного, если он им сам иной раз подзатыльник отвесит. А иначе не может быть. Поодиночке нас перебьют, как клопов.
— А ты научись быть сильнее!
— Вот уж спасибо! — рассмеялся Ликт. — Ну как я, клянусь зубами моей бабки, могу научиться чему- то этакому? Я ж не благородный. Уж лучше я буду вас двоих держаться.
Реана потерла лоб и вздохнула. Ей показалось, что Раир смотрел на неё с насмешливым сочувствием.
— А если вернуться к политике, — продолжил он, — то королевство без короля загрызут соседи. Даже если и допустить, что такое смогло устояться. Пустой трон — это идеальная приманка. А то государство, на которое беспрестанно нападают, рано или поздно падет. И клянусь плащом Белой, скорее рано, чем поздно.
— Ладно, я поняла, — вздохнула Реана. — Пирамиду не развалить, сшибая верхушку. Так что, Раир, притащи, пожалуйста, ведро воды, а ты, Ликт, пойди раздобудь какую-нибудь тряпку не вонючую. Уборку все же надо закончить.
Чему и был посвящен остаток дня. Назавтра парни обнаружили, что бзик чистоплотности у Реаны не прошел, а скорее наоборот. То есть, от генеральной уборки она перешла к следующему логическому этапу: стирке и купанию. Никакие возражения не принимались принципиально, и недовольным не оставалось ничего, кроме как смириться.
В связи с тем, что сменной одежды ни у кого не имелось (если не считать брюк и блузки Реаны, валявшихся на дне её сумки), девушка отправила Ликта за покупками, и тот вернулся с тремя одинаковыми полотняными рубашками длиной до колен, в которых трое тихо, как благовоспитанные призраки, бродили потом по двум комнатам, сохли и вяло перешучивались.
А назавтра был Порог Полуночи, один из пяти главных праздников, посвященный Кеилу и реке [река в данном случае — одна из стихий], хранящим время и меняющим мир. По сути, праздник приходился на следующую ночь, а не день, хотя начался он с самого утра. Когда трое вышли на улицу и неспешно побрели к площади, до кульминации праздника была ещё уйма времени. Что не мешало веселиться толпам гуляк, многие из которых загодя спешили довести себя до нужной кондиции, чтобы полночь, сам Порог, встретить уже на автопилоте. Трое просто бродили по ярмарке размером с город, глазея по сторонам и вспоминая то и дело, что денег у них, мягко говоря, не густо. Хотя настроения это никому особо не портило.
Ликт, в отличие от двух своих 'покровителей', прямо-таки разрывался от желания увидеть, пощупать и попробовать на зуб абсолютно всё. Кроме того, он считал своим гражданским долгом обжулить каждого попадавшегося на дороге жулика, и судьба охотно шла ему навстречу.
Реану из всех лотков, палаток и прочих ярких сооружений привлекли три торговых точки: мальчишка, продававший обувь, мрачный одноглазый тип с метательными кинжалами и скорбного вида оплывший гражданин, тщетно пытавшийся продать подозрительную буроватую субстанцию, являвшуюся, по словам продавца, настоящей панацеей от всех неприятностей, которые только можно вообразить. Не то чтобы все остальные товары были ей решительно не нужны, но значительную их часть Реана вообще не могла идентифицировать. Когда на вопрос о жестяной трубке, скрученной во что-то гротескное, тебе отвечают, что это 'лацен', а на вопрос зачем он нужен — 'я не аптекарь', задавать вопросы как-то быстро надоедает.
Раир шел, изредка поглядывая то на химика-самоучку, в колбах у которого шипели и пенились разноцветные жидкости, то на акробатов или сказителей, но особых эмоций не выказывал. Тут, кстати, Реана была с ним полностью солидарна: например, пользовавшиеся огромным успехом дрессированные животные вызывали своей облезлостью только жалость, а их владельцы внушали девушке стойкую антипатию. Вот сказителей она бы ещё послушала, если бы те обладали хоть некоторым музыкальным слухом. Может, где-то по этому миру и бродили гениальные певцы, но это 'где-то' явно располагалось далеко от Ри. К тому же, Реану больше интересовали люди. До этого все здешние скопления народа, которые девушке доводилось видеть изнутри, отличались относительной этнической однородностью. Здесь же смешались приезжие со всех концов света, кажется. Кадарцев и арнакийцев она уже видела, и опознать их удавалось без особых трудностей. Первых — по длинным, до середины голени, прямым балахонам с разрезами по бокам, столь же прямым штанам из-под балахонов, тяжеленным негнущимся поясам и ещё более тяжелым грохочущим сапогам. Вторых — по штанам, перехваченным шнурками у лодыжки и чуть ниже колен, и ещё по шерстяным плащам, различной длины, но одинаково теплым и легким. А остальных Реане узнавать не полагалось бы — кроме темнокожих дазаранцев да арнцев, разве что, выделявшихся своими куртками-туниками и платками на головах на манер бандан. Но она узнавала. Илирцы-'азиаты' — невысокие, быстрые, почти все бритые, в несерьезно выглядящих 'костюмах для аэробики': узкие штаны и длинные цветные рубашки навыпуск. Особенно странно такая рубашка смотрелась из-под короткой куртки: словно ситцевых раскрасок юбочка поверх цветных лосин. Впрочем, понятие 'цветные' для этого мира весьма относительно: химия тут явно не на промышленном уровне, а дешевые краски по большей части тусклы, да и палитра ограничена… Единственные по-настоящему яркие пятна в толчее — это дазаранцы: такое ни с чем не спутаешь! Матово-черные, как бархатная тьма августовской беззвездной ночи, похожие на растрепанных птиц: перья, мех, кружева, бархат, каскады драгоценностей (далеко не всегда подлинные, но всегда многочисленные и броские). Вон тот изящный парень — из Занги; эти чувствуют себя как дома всюду, жулики с кристальными глазами, уникальные трусы в мелочах, но рисковые до безумия, недаром о них присказка ходит: 'утром мухи испугался, а вечером Таго на поединок вызвал'. Носят они по большей части то, что удобнее, но многие предпочитают всё-таки традиционные зангские сапоги, высокие и мягкие, штаны со свободно зашнурованным разрезом сбоку по голени и расшитые кожаные жилеты. Ну и ещё, конечно, кочевники-гартаоэ, тоже спаленные солнцем, как и приезжие из Дазарана, но одетые ещё более специфически: плотная кожа штанов, жилеты из того же материала, и длинные свободные халаты до пят из плотной шерсти. Практичные ребята: такая многослойная одежда защищает не хуже лёгкого доспеха, бить поэтому надо в шею или голову…
'Брр! — помотала головой Реана. — Ну вас к чёрту! Этих воспоминаний я не заказывала!' Она спешно направила мысли в другое русло. То есть, попросту продолжила глазеть на прохожих. По сравнению с южанами лаолийцы выглядят почти ортодоксами: свободные полотняные штаны, рубашка навыпуск, плетёный пояс, куртка на коротком меху. Единственное, что сразу бросается в глаза — это волосы, перекисно-светлые едва ли не у всех, удерживаемые только повязкой на лбу. Реана покосилась на своего Лаолийца. У него волосы почти чёрные — это не от злополучного императора Нактирра памятка? Она вдруг чётко вспомнила Нактирра. Дня за два до его смерти. Он взмок в парадной одежде, на лбу блестел пот, чёрные глаза лихорадочно блестели, и лицо под смоляными волосами казалось ещё бледнее; видно было, что на императора уже давит взгляд Кеила. Нактирр медленно ехал, стоя в колеснице, вокруг была длинная улица, центральная улица Эрлони, забитая народом, а на ступенях перед храмом Оа сидела она — не заметить её было трудно. Тэрко ол Баррейя подошёл к императору, тихо сказал ему что-то, указывая глазами на ведьму. Нактирр обернулся.
Когда император наткнулся на её дерзкий прищур, он побледнел от ярости ещё больше, а она ослепительно улыбнулась. С императором было двадцать гвардейцев, а с ней, чья голова уже пять лет как оценена, — только двое её ребят. Гвардейцы ждали сигнала. Но Нактирр лишь сжал кулаки, хлестнул ведьму взглядом… Храм — узаконенное убежище для любого, кто шагнёт в его двери, вверяя себя Вечным. Нактирр не настолько ладил с церковью, чтобы нарушать её правила. Да и много чего рассказывали о ведьме. Кое- кто всерьёз божился, что Кхадере по силам убивать одними глазами… Она оскорбительно усмехнулась, сощурившись на императора: у Нактирра дрожали от слабости колени, и сам он прекрасно знал это. Нактирр проехал дальше под взъярённое молчание ол Баррейи, чувствуя, что к тяжести взгляда Кеила ['взгляд Кеила' — смерть либо её приближение] прибавилась тяжесть ещё одного ледяного взгляда. Нет, девчонка с изумрудными глазами не убивала императора. В этом совершенно не было необходимости.
— Реана, где ты? — донесся чей-то голос.
Она вздрогнула, ощутив руку на плече…
