и сомнения.
— Мольер сказал, что сомнения причиняют больше страданий, чем самая жестокая правда. Он прав был, старый хитрец. Видишь, какая у меня трудная работа.
А Морана благополучно сопроводили до самого его дома в девятнадцатом округе. По дороге он позвонил кому-то из кафе, открытого всю ночь.
Глава 15
В тот же вечер Баум связался по телефону с начальником технического отдела Алибером.
— Завтра в восемь утра зайдите ко мне в кабинет. Есть работа.
И ровно в восемь сообщил Алиберу, что необходимо сделать:
— Пятьдесят хороших отпечатков голов тех двух мальчишек на фотографиях. Напечатайте их раздельно. Размер? Чтобы в карман помещался. И чтобы изображения были четкими. Мне они нужны к полудню.
— Это будет непросто.
— Пусть даже очень трудно, но к полудню все должны быть готовы. Советую позаботиться об этом.
Баум все ещё не забыл вину Алибера.
Потом он позвонил домой начальнику уголовной полиции Бальдини.
— Не хотелось бы беспокоить вас, старина, но дело срочное. Да, связано с министром. Могу я зайти к вам? В девять? Идет.
В восемь двадцать он отправился в кафе по соседству и там, в полном одиночестве, за чашкой горячего кофе просмотрел газеты. По рейтингу партия Лашома на шесть пунктов опережала ближайшего соперника. Лидеры толковали о перестройке в коалиции. 'Монд' с присущей ему склонностью к политическим намекам писал о том, как победа Лашома на выборах отразилась бы на франко-советских отношениях. 'Цена, которую пришлось бы уплатить за улучшение отношений между Францией и СССР, — соответственное ухудшение отношений с Соединенными Штатами. Готовы ли мы платить? И как отнесется к этому западный альянс? В частности, 'колючий сосед' по ту сторону Ламанша? Понимает ли электорат, за что он голосует?'
В девять, находясь уже в офисе Бальдини, Баум объяснил, чего хочет.
— Вы знаете, что фотографии, на основании которых подозревался Лашом, оказались фальшивками, изготовленными здесь, на Западе?
Нет, Бальдини этого не знал, и Баум рассказал ему все, что считал нужным. Затем продолжал:
— Хотя фальшивки изготовлены в Германии, я тем не менее полагаю, что сами снимки сделаны здесь. Может, конечно, я и ошибаюсь, но все же хочу попытаться отыскать этих парней, которые согласились позировать для сцены в постели, не подозревая, конечно, как могут быть использованы фотографии. Поэтому я заказал их портреты, к полудню получу их, и тут мне понадобится ваша помощь.
— Никаких проблем.
— Наверняка у вас есть свои люди среди геев?
— Разумеется.
— На бульваре Монпарнас есть бар 'У Тони', там собирается подобная публика. Не удивлюсь, если этих ребят там знают. Это, правда, лишь предположение…
Бальдини сделал пометку в блокноте.
— Еще что-нибудь?
— Думаю, нет. Фотографии вы получите.
Баум поднялся и откланялся.
Бальдини, хоть и не семи пядей во лбу, но умеет и приказ отдать и строго взыскать с тех, кто его не выполнит. В данном случае он испытывал прилив служебного рвения — его особенно вдохновила возможность услужить министру, а заодно и сквитаться с сообществом геев, к которым он испытывал глубоко скрытую неприязнь. Как следствие, множество полицейских в самый короткий срок были снабжены портретами двух молодых людей и получили задание как можно скорей найти оригиналы. Зная по опыту, что появление представителя закона в мутном мире работающих по найму гомосексуалистов накладывает печать молчания на все уста и провоцирует массовое бегство, эти полицейские направили во все сомнительные бары и кафе вблизи Монпарнаса лучших своих внедренных агентов. Фотографии предъявлялись также в отелях, пользующихся определенной репутацией. Реакция была всюду одинаковой: нахмуренные брови, долгая пауза, как бы обозначающая напрасные усилия памяти, и в заключение отрицательное покачивание головой. Агенты расхаживали в парках, где гомосексуалисты собирались на свои встречи, заглядывали в лица, сверяясь тайком с фотографиями, проклинали чертово задание и погоду. Бары внушали больше надежд: там можно было встретить своего информатора или кого-то, кто готов отплатить услугой за услугу.
Кафе 'У Тони' было отлично известно полиции. Двое молодых полицейских, которые часто бывали здесь под видом геев, были тщательно проинструктированы и отправлены туда со словами: 'Смотрите во все глаза. В первый вечер фотографии никому не показывайте. Если ничего не заметите, на вторую ночь можно их показать, но осторожно, только знакомым и по одной. Шумное обсуждение ни к чему.'
Эти слова были встречены с пониманием.
— У нас там знакомые сохранились ещё с прошлого года, — напомнил один из переодетых полицейских, — Было дело.
— Но вас ведь тогда не разоблачили?
— Да нет. Можем действовать.
— Вот и хорошо. Возобновите знакомство.
— Могут спросить, зачем нам те двое понадобились. Знаете, эти ребята за любую мелочь могут дружка заложить, но если ему что-то серьезное грозит — тут они проявят солидарность.
— Так и скажите: ищут их, но ничего серьезного.
— Что конкретно сказать?
— Это уж вы сами придумайте, вам виднее.
Первый вечер никаких результатов не принес. К двум часам ночи оба полицейских были хороши: дешевое красное вино, выпитое в большом количестве, притупило их бдительность. Поговорили кое с кем, снимки не показывали. В третьем часу один предложил:
— Отложим до завтра. Раз договорились картинки сегодня не показывать. Без них не выходит ничего.
— Точно.
И разошлись по домам.
На следующий вечер у них ничего нового не появилось, однако слух о том, что Джо и Франсиса кто-то разыскивает по отелям на Монмартре, достиг посетителей кафе 'У Тони'. Один из сотрудников ДСТ, прослушивающих телефон Дидье Морана, засек следующее:
— Дидье? Это Абу.
Говорили с сильным арабским акцентом.
— Что тебе надо? Я же просил сюда не звонить.
— Ищут Джо и Франсиса.
— Откуда ты знаешь?
— Полиция кругом рыщет. Всем подряд их портреты демонстрируют. Я подумал, что не мешает тебе об этом знать.
— Это все?
— Все.
Трубка звякнула. Прослушивающий отпечатал беседу на машинке, проставил время и дату и, согласно инструкции, переслал в кабинет Альфреда Баума.
