как я сам себя не понимаю. Потому что был умнее меня раз в двадцать.
Простившись с Джоном Дэвидом, я стал думать об ограблении. Из гаража и раньше исчезали вещи, в этом не было ничего удивительного — район, где я жил, не принадлежал к самым тихим и респектабельным. Рядом с моим домом выросли десятки новых зданий, и количество преступлений возросло. Так что не жаловаться нужно, рассудил я, а судьбу благодарить, что меня ещё не изнасиловали.
Проблески красных огней вернули моё внимание к дороге. Ветер утих, однако дождь шёл с неослабевающей силой. Автомобили, мчавшиеся на юг, сбавляли скорость, но не останавливались. Две крайние полосы, ближе к обочине, занимая древний чёрный пикап «шевроле», развернувшийся поперёк шоссе. Его задняя ось переломилась пополам. Полицейские машины стояли впереди и позади неподвижного пикапа, вращающиеся красные проблесковые маяки рассекали дождевые струи. У заднего борта «шевроле» стоял седой негр в полосатом комбинезоне, промокшем насквозь. Он разговаривал с полицейским. Двое других полицейских регулировали движение. Негр выглядел несчастным. Он вёз на рынок собранный урожай, и теперь его кукуруза, баклажаны, помидоры были рассыпаны по всему шоссе. Проезжая мимо, водители смотрели на беднягу, по губам их бродила едва заметная улыбка. А выбравшись на простор автострады, они снова нажимали изо всех сил на акселераторы, думая лишь о том, как наверстать время, которое, как известно, деньги.
— Итак, мы раздаём вам схемы ввода мяча. Особое внимание игрокам специальных линий. — Б. А. заговорил, едва успев пересечь порог аудитории. — Бадди ещё раз повторит распределение обязанностей.
— Так, ребята! — Бадди Уилкс встал перед игроками. — Надеюсь, в этом матче вы не будете стесняться. — Визг мела по доске заставил меня вспомнить о хирургической пиле.
— Проклятье! — Мел сломался, Бадди швырнул огрызок на пол. На лицах игроков появились улыбки. Разъярённый Бадди повернулся к аудитории, ткнул в нас для большей убедительности дрожащим пальцем. — Пишите! — потребовал он. — Контратаки противника на прошлой неделе были в среднем пять и четыре десятых ярда вблизи нашей зачётной линии и девять и шесть десятых — на их половине. С такой защитой вам не видать первого места как своих ушей!
Бадди был честолюбивым профессионалом в прошлом и не раз признавался лучшим занятником лиги. По его мнению, должность главного тренера была? бы достойным завершением спортивной карьеры — и жизни. Пять лет тому назад он был назначен тренером защитной линии нашей команды, и с тех пор его движение по нисходящей не прекращалось. В настоящее время он был тренером специальных линий и отвечал за сбор статистических данных. Три года назад Б. А. подготовил анкету для того, чтобы выяснить причину последних неудач команды. В тридцати из тридцати пяти розданных анкет Бадди был назван главной причиной неудачных выступлений. Несколько игроков, включая меня, не поверили заверениям тренера в анонимности анкеты и отказались участвовать. После окончания сезона три игрока были неожиданно отчислены из команды, а Бадди получил первое понижение. Оказалось, приложенные к анкетам конверты были помечены наколотыми на них точками.
— Вы увидите, — продолжал Бадди, сжимая руки в кулаки и снова разжимая их, — что я сперва перечислил их способы перехвата наших вводов мяча в игру, а не наоборот, как мы это делаем обычно. И могу объяснить почему. Их команда одна из самых лучших в лиге по контратакам после передач ногами. И если вы не будете готовы к этому, они запрыгнут вам в глотку и выбегут через… — Игроки, притворяясь испуганными, вскрикивали полушёпотом: «Ой, мама!»
— Ребята! — Лицо Бадди было малиновым. Он не любил, когда его не принимали всерьёз. — Вам всё равно придётся всё это выучить, потому что в пятницу у нас будет письменный тест.
Из глубины зала донеслись стоны и хихиканье. Бадди уставился на лежащие перед ним бумаги, пытаясь сдержаться. Его руки дрожали.
— У меня всё, Б. А. — голос Бадди выдавал его ярость. — Этим парням просто не хочется выиграть. — Он повернулся и пошёл на своё место.
— Надеюсь, вы будете всё это знать назубок. — Б. А. вышел вперёд, понимая, что разволновавшийся Бадди не сможет закончить. — С этим всё.
Игроки защитных линий перешли в другую комнату. Нападающие остались, чтобы выслушать наставления Б. А. Он раздал нам листы бумаги.
— Я хочу кое-что прочитать вам. — Голос Б. А. был серьёзным. — Мне кажется, это важно.
— Без уверенности в себе нет победы… — Тихим, но сильным голосом он произносил ритмические фразы. — Если вам кажется, что близко поражение, вы уже проиграли…
В трудные для нас времена Б. А. вырезал это из каталога какой-то фирмы, торгующей спортивным напряжением, отдал пере» печатать и велел наклеить на первую страницу в тетради каждого из игроков.
Я оглянулся. Несколько игроков хмурились, стараясь скрыть усмешку. Большинство смотрели в свои тетради отсутствующим взглядом или постукивали карандашами по столу в такт какому-то скрытому внутреннему ритму.
— …А главное — воля и вера в победу. — Б. А. замолчал.
— Надеюсь, что вы, ребята, понимаете смысл этих слов, — сказал он, помолчав. Его глаза, казалось, подёрнулись какой-то странной пеленой.
— Оно означает, что ты, старикан, медленно, но верно выживаешь из ума, — прошептал Сэт Максвелл, сидевший позади меня. Я закашлялся, стараясь подавить смех.
— Вы все, ребята, талантливые, вы великие игроки, иначе вас не было бы здесь, — продолжал Б. А, — Разница между хорошим и великим совсем невелика. — Он поднял вверх руку с прижатыми друг к другу большим и указательным пальцами. — И эта разница исходит вот отсюда. — Он постучал себя по правому виску.
— А я думал, что она исходит от всех этих таблеток, которыми нас пичкают, — продолжал свой комментарий Максвелл едва слышным голосом. Я снова закашлялся. Если я не выдержу напряжения, переполняющего комнату, мне не удастся укротить смех в течение нескольких минут. Я кашлянул ещё раз и попытался взять себя в руки.
— Ты простудился, Эллиот, или что-нибудь ещё? — Голос Б. А. заставил меня задрожать. Несмотря на страх, мгновенно охвативший меня, я всё ещё был на грани истерического смеха.
— Нет, сэр, — ответил я, раздувая ноздри. Я провёл рукой но лицу, чтобы скрыть ухмылку. — Что-то в горле запершило. Извините. — Я снова прочистил горло, глядя в сторону.
— Тебе это всё нужней, чем кому бы то ни было. Всё ещё лил дождь, когда мы вышли, сели в автобус и поехали на тренировку в соседний спортивный центр, чтобы размяться на баскетбольной площадке. Недостаточные её размеры заставили нас ограничиться работой в три четверти скорости и исключали контактную борьбу.
Схема пасов для игры в Нью-Йорке состояла из обычных прорывов по боковой линии и поворотов внутрь поля, за исключением прорыва крайних форвардов вдоль боевой линии с последующим получением паса и резким броском направо.
Пас отдавался на небольшое расстояние после коротких атак на оборону, состоящую из линейных и защитников второй линии. Потеряв ориентировку в новой для меня обстановке, я не заметил адресованного мне низкого паса и принял мяч на самые кончики пальцев. Раздался громкий, глухой удар, и моя рука онемела. Я понял, что выбил себе пальцы. Посмотрев на правую руку, я увидел, что безымянный палец и мизинец торчат перпендикулярно остальным. Затем руку пронзила боль.
— Чёрт побери… чёрт побери, — завопил я, обращаясь к Вильсону, игравшему на месте свободного защитника. Дёрни быстро за них, дёрни…
Моё лицо исказилось от боли, по щекам текли слёзы. Вильсон схватил пальцы и потянул изо всей силы. Раздался щелчок, и острая боль сменилась тупой пульсирующей.
— Чёрт побери… проклятье! — Я энергично махал рукой, направляясь к центру поля.
Массажист перехватил меня по дороге и сжал больную руку.
— Какой?
— А ты сам не видишь?
Повреждённые пальцы уже распухли и были вдвое толще остальных. Массажист достал рулон липкой ленты телесного цвета и прибинтовал оба пальца к среднему.
