— Ветры здесь такие, что могут разрушить все, что угодно, — сказал Герцог. — Мы всегда можем свалить вину на погоду. Берите этого Кайнза и узнайте, по крайней мере, где расположены эти базы.
— Здесь есть опасные пути, — сказал Хават. — Дункан хорошо осветил одно обстоятельство: Эти базы или представление о них имеют большое значение для Свободных. Мы можем отвернуть их от себя, если займемся этими базами.
Пол оглядел всех присутствующих и заметил, как напряженно они слушают каждое слово. Казалось, настроение его отца глубоко их тревожило.
— Послушай его, отец, — сказал Пол. — Он говорит правду.
— Сэр, — сказал Хават. — Эти базы могли бы дать нам материал для ремонта всего оставленного нам оборудования и все же, по стратегическим соображениям они находятся вне нашей досягаемости. Было бы опрометчиво действовать, не имея глубоких знаний. Этот Кайнз — влиятельный арбитр из Империи. Мы не должны этого забывать. И Свободные от него зависят.
— Тогда проделайте все помягче, — сказал Лето. — Я хочу только знать, существуют ли эти базы.
— Как пожелаете, сэр, — Хават сел, опустив глаза.
— Что ж, хорошо, — сказал Герцог. — Мы знаем, что нас ждет впереди. Работа. Мы к этому готовились и у нас есть некоторый опыт. Мы знаем, какова награда и альтернатива достаточно ясна. Каждый из нас имеет свою задачу. — Он посмотрел на Хэллека. — Гурни, прежде всего займись контрабандистами.
— «Я пойду к повстанцам, обитающим на сухих землях», — пропел Хэллек.
— Однажды мне удастся поставить этого человека в такое положение, что он не сможет подобрать цитаты, и он сразу будет выглядеть неодетым.
Послышались смешки, но Пол уловил в них некоторую натянутость.
Герцог повернулся к Хавату.
— Подготовь на этом этаже службы и коммуникации, Зуфир. Когда сделаешь это, я хочу тебя видеть.
Хават встал и оглядел присутствующих. Потом он пошел к выходу. Остальные поспешно задвигались, гремя стульями и стараясь скрыть смущение за этой торопливостью.
Все закончилось смущением, подумал Пол, следя за тем, как выходит последний человек. Раньше заседания штаба заканчивались не так.
Впервые Пол позволил себе задуматься над рельной возможностью поражения — не из-за страха или предупреждения Преподобной Матери, но лишь ради объективной оценки реальности.
Мой отец в отчаянном положении, думал он. Дела складываются для нас не очень хорошо. И Хават — Пол вспомнил, как старый ментат вел себя на совещании — неуверен, колеблется, выказывает признаки тревоги. Хават был чем-то глубоко взволнован.
— Тебе лучше провести остаток ночи здесь, сын, — сказал Герцог. — Скоро уже рассвет. Я сообщу об этом твоей матери. — Медленно и устало он поднялся на ноги. — Почему бы тебе не отдохнуть?
— Я не слишком устал, сэр.
— Как хочешь.
Герцог сложил руки за спиной и начал медленно прохаживаться вдоль стола.
Он как лев в клетке, подумал Пол.
— Ты собираешься обсудить с Хаватом возможность предателства? — спросил Пол.
Герцог остановился перед сыном и проговорил, глядя в окно:
— Мы обсуждали эту возможность много раз.
— Похоже, что старик верит в то, что говорит, — сказал Пол. — И записка, полученная матерью…
— Предосторожности приняты, — сказал Герцог.
Он оглядел комнату, и Пол увидел охотничий огонек, зажегшийся в его глазах.
— Оставайся здесь. Я должен обсудить с Зуфиром кое-какие вопросы.
Он повернулся и вышел из комнаты, коротко кивнув охране у дверей.
Пол пристально смотрел на то место, где стоял его отец. Оно опустело даже раньше, чем Герцог вышел из комнаты. И он вспомнил предупреждение старой женщины:
«… для твоего отца — ничего…»
* * *
«В тот первый день, когда Муад Диб шел со своей семьей по арракинским улицам, некоторые из встречавшихся людей вспоминали легенды и пророчества и кричали: „Муад!“ Но в их криках слышался скорее вопрос, нежели утверждение, ибо пока они могли только надеяться на то, что он является предсказанным Лизан ал-Гаибом. Их внимание было также приковано к матери, потому что они слышали о том, что она похожа на других Лизан ал-Гаиб».
Герцог нашел Хавата одного в комнате, указанной ему охраной. В соседней комнате, где люди расставляли оборудование, было шумно, но здесь было абсолютно тихо. Пока Хават поднимался из-за заваленного бумагами стола, Герцог огляделся. Это была комната с зелеными стенами. Кроме стола, в ней находилось три кресла. Поспешно стертая с них буква «X» оставила красный след.
— Кресла очищены и вполне безопасны, — сказал Хават. — где Пол, сэр?
— Я оставил его в конференц-зале. Надеюсь теперь, когда я его не смущаю, он сможет немного отдохнуть.
Хават кивнул, подошел к двери, закрыл ее и шум сразу утих.
— Зуфир, — сказал Лето. — Мое внимание привлекли запасы спайса Империи и Харконненов.
— Что именно, мой господин?
Герцог поджал губы.
— Склады весьма непрочны, — Хават начал было говорить, но Герцог поднял руку. — Оставим в покое запасы Императора. Он был бы в тайне рад, если бы Харконнены пришли в замешательство. А может ли Барон возражать, если разрушить нечто такое, что он не сможет признать своим открыто?
Хават покачал головой.
— У нас нет лишних людей сэр.
— Возьми немного у Айдахо. А может быть, кому-нибудь из Свободных доставит удовольствие прогулка по планете.
— Как скажете, мой господин, — Хават отвернулся. Видя, что старик нервничает, Герцог подумал: «Возможно, он подозревает, что я ему не доверяю. Он должен знать, что я имею информацию о предательстве. Что ж, лучше всего немного успокоить его».
— Зуфир, — сказал он, — поскольку ты один из немногих, кому я могу доверять полностью, мы должны немедленно обсудить ещё один вопрос. Мы оба знаем, какими бдительными нам нужно быть, чтобы воспрепятствовать предателям проникнуть в наши ряды… но у меня есть два новых сообщения.
Хават обернулся и посмотрел на него. Лето повторил рассказанное Полом. Вместо того, чтобы ввергнуть ментата в состояние напряженной сосредоточенности, услышанное им лишь усилило его волнение.
Понаблюдав за стариком, Лето сказал:
— Ты что-то скрываешь, старина. Мне следовало понять это тогда, когда ты так нервничал на совещании штаба. Что же это такое важное, что нельзя было сообщить об этом всем присутствующим?
Красные губы Хавата вытянулись в тонкую ниточку. На них сильнее обозначились черточки морщин. Они стали еще глубже, когда он проговорил:
— Мой господин, я не знаю, как об этом сказать.
