На трибуне реакционера

задолженностей по коммунальным платежам.

Кстати, не забудьте доказать, что родившийся у вас двоих, коренных москвичей, ребенок является гражданином России, для чего надо предъявить специальный сертификат, выдаваемый тем же паспортным отделением. Вдруг он окажется гражданином мира…

Русский человек от рождения до самой смерти доказывает свою благонадежность государству. Не политическую (уж бог с этим) — бытовую.

В известном мебельном салоне есть, наверное, несколько десятков касс, через которые проходят суммы, способные заинтересовать участников недавнего астрономического конгресса. Но внизу расположено маленькое окошко, где счастливые обладатели гарнитуров оплачивают пятьсот рублей за доставку. Так вот, заплатить эти несколько сотен можно, только предъявив паспорт или иной заменяющий его документ, включая удостоверение беженца. На все вопросы вас отсылают… Нет, не туда, куда вы подумали, а к инструкции Центробанка о борьбе с отмыванием криминальных доходов. Я хотел было обратить внимание руководства магазина на абсурдность этой ситуации, но вовремя вспомнил, что оно само сейчас занято предъявлением доказательств в местах, где гораздо более скромная мебель, чем представленная в салоне, и молча отдал кассиру паспорт.

Государство можно понять. А вдруг?! Вдруг ваши сто долларов добыты каким-то особо извращенным способом втайне от налогового инспектора. Вдруг бабушка решила продать малолетнюю внучку заграничным сутенерам назло родителям. Вдруг это «дядя из Киева» приехал прописаться в «нехорошей квартире» с корыстной мыслью завладеть чужими квадратными метрами. Да ведь мало что вообще может быть!… Может. А бывает и того хуже. Вопрос ведь совсем в другом — кто кому должен это доказывать. Государство нам, что мы виновны, или мы государству, что не виноваты.

Несмотря на многочисленные и поражающие воображение внешние перемены, в одном, но самом главном Россия осталась неизменной. Мы были и остаемся обществом, где господствует фискальная ментальность. Гражданин такого общества с рождения находится на подозрении у властей. В законодательстве и особенно в правоприменительной практике здесь торжествует принцип «презумпции виновности». Государство предполагает существование в каждом из нас криминальных помыслов. Поэтому всю свою деятельность оно выстраивает таким образом, чтобы не дать этим черным замыслам реализоваться. Их отсутствие мы должны доказывать на каждом углу. И чем сложнее дело, тем более устрашающим выглядит тот ворох справок, разрешений, согласований, которым надо обзавестись, чтобы доказать невинность своих намерений.

Когда дело доходит до экономической деятельности, подозрительность государства становится болезненной. Контроль над экономикой нашу экономику, в конце концов, и раздавил. И несмотря ни на какие шаманские заклинания правительства, она не поднимется (нефть не в счет). Попробуй подняться, когда у тебя на каждом члене сидит по надзирающему органу.

Однако черт с ним, с государством, и его паранойей. Хочет проверять — пусть проверяет. Но загвоздка в том, что государство не само проверяет, а перегрузило бремя доказывания целиком и полностью на общество. Мы все как бы «самообслуживаемся». Власть только циркуляры издает, а народ потом по инстанциям бегает. Если бы ведомства, устанавливающие необходимость проверок, занимались этими проверками сами, то государственная машина лопнула бы от напряжения в течение недели. Но она не лопнет, скорее, опухнет — работа бумажная, неподвижная.

Сколько у нас писали и говорили о поддельных лекарствах. Сколько контрольных «линий Маннергейма» мы построили — регистрация, сертификация, лицензирование, декларирование. Сколько людей с этого контроля кормится. А народ все дохнет. Продолжительность жизни сокращается и сокращается. Мне довелось побывать в Эквадоре, пришлось зайти в аптеку. Отрезали мне там по моей просьбе несколько таблеток от блистера безо всякого рецепта и отдали безо всяких инструкций. Ужас, конечно, но только состояние здравоохранения там вполне приличное и продолжительность жизни лет на пятнадцать больше нашей. А страна-то победнее будет. Может, надо меньше контролировать, а больше делом заниматься?

Но что вы, контролировать очень выгодно! Неважно, насколько эффективен каждый новый административный барьер, важно, насколько он выгоден для тех, кто его держит. Бессмысленность тотального надзора всем очевидна, но никто и не предполагает добиться с его помощью всеобщей законопослушности. Пусть нарушают, но платят. В стране сложился черный рынок, о котором не принято говорить. Это рынок финансовых потоков, идущих от всевозможных проверяющих органов. К каждому из этих государственных органов давно привязались частные паразиты, отсасывающие деньги в свой карман. За многие особо прибыльные «контролирующие промыслы» идет самая настоящая война криминальных кланов, спецслужб всех видов и просто чиновничьих братств. При такой сильной «мотивации» подозрительность государства будет только расти и расти…

А что народ? Народ, в общем, привык. В массе своей он испытывает перед властью рабский, благоговейный страх. Не перед абстрактной властью вообще (тут мы готовы попетушиться), а перед конкретным ее представителем, «урядником» — инспектором, паспортисткой, участковым. Страх этот с лихвой компенсируется крестьянской хитростью (смекалкой, если хотите), которая позволяет сводить на нет результаты всех «профилактических» мер. Возник порочный круг подозрительности и изворотливости, из которого обществу и государству никак не выбраться.

Это уже не проблема политики или управления. Это вопрос государственной философии. Шумная возня с административной реформой и борьба с коррупцией не дадут никаких результатов до тех пор, пока с самого верха пирамиды власти не перестанет насаждаться фискальный взгляд на народную жизнь.

Без вина виноватые

Я думаю, торг здесь неуместен…

Писатели Илья Ильф и Евгений Петров. «Двенадцать стульев»

…Мы должны ответить нашим коллегам в России — грузинское вино не надо пить, его надо дегустировать. Пьют самогон, водку фальсифицированную, а грузинское вино дегустируют, смакуют и получают удовольствие.

Из высказываний Президента Грузии Михаила Саакашвили

Не буду лукавить — я не люблю нынешнего президента Грузии Саакашвили, типичного мальчика-мажора позднебрежневской эпохи. Не люблю его нынешнее окружение, провинциально истеричное и крикливое. Но я люблю грузинское вино, грузинскую кухню, грузинские песни и грузинское кино, и я не понимаю, почему я обязательно должен наказывать себя, чтобы поставить на место хамоватого южанина.

Почему в хорошем грузинском ресторане в Москве я должен пить вино «белое без названия» и в графине, вместо того чтобы взять нормальную бутылку со знакомой этикеткой? Неужели кто-то думает, что в России можно что-то таким образом запретить всерьез? Кстати, качество того, что в графине, меня действительно очень волнует. Бог знает, где его разливали…

Не подумайте, что я против жесткой политики в отношении Грузии. В конце концов, если люди сами просят… Но почему торговую войну надо вести подпольно, действуя, как брянские партизаны в лесу? Конечно, мы взрываем их эшелоны, но только вместе со своими мостами… От такой войны вреда больше, чем пользы, причем неизвестно кому.

Если мы хотим поставить торговые барьеры, то давайте об этом честно скажем и введем санкции на законном основании, как это делают американцы. Почему мы всего стесняемся — и того, что слабые, и того, что сильные?