отъезды в Европу стали своего рода «социальной терапией», легким социальным иммуностимулятором, повышающим жизненный тонус. И это не сегодня случилось. На стене популярного кафе в центре Рима за стеклом висит автограф Гоголя: «О России с любовью я могу писать только из Рима»…

Нельзя сказать, что нам самим совсем чуждо «чувство прекрасного». На самом деле русские любят чистоту и порядок, но странною любовью. Они любят их как результат, но не как процесс… То есть когда чистота и порядок поддерживаются кем-то другим, но не нами, они нам не безразличны и даже приятны. Они воспринимаются как ценность, как часть того, что доставляет материальный и душевный комфорт. Но мы не готовы за это платить (не в смысле денег, конечно, тут мы показываем чудеса расточительности). Платить обузданием своих природных инстинктов, ограничением своей стихии чувств, организацией своего жизненного уклада. Мы выше этого…

Пользуясь с удовольствием достижениями европейской культуры, русский человек привык снисходительно относиться к творцам этой культуры — европейцам. Ему непонятны их мотивы, их нравы, их привычки, и он никак не связывает материальные успехи Европы с образом жизни ее обитателей. Нас раздражает их чрезмерная рациональность. Ведь «наша вера сильнее расчета», и «нас вывозит авось». Нам чуждо бережное, почти религиозное европейское отношение ко времени и деньгам. И то и другое, когда они есть, мы готовы тратить безмерно, и поэтому их всегда не хватает. Естественно, что если мы не ценим свое время и свои деньги, то мы не будем беречь чужое время и чужие деньги. Быт европейцев кажется нам пресным и скучным.

Русские любят плоды просвещения, но с подозрением относятся к самому просвещению. Просвещение в целом понимается чрезвычайно узко как образование. Просвещенный — значит образованный. Из поля зрения выпадает самое главное — воспитание. Самоконтроль и самоограничение в личной жизни, являющиеся основными следствиями просвещения, совершенно чужды русскому человеку. Русские хотят изменить условия своей жизни, но при этом не хотят меняться сами, лелея присущую им от природы неорганизованность. Оправдывая свою расхлябанность, мы клеймим европейскую рациональность как бездуховность.

Разум и чувство — вечная тема в диалоге России и Европы. Столетиями, спасая веру, мы панически боялись умствования. Мысль убивает чувство. Без чувства нет веры. Без веры нет России. Чрезмерная рациональность в России подозрительна. Мы не верим в искренность Европы. Нам душно в ее стерильной правильности. В этом секрет русской ностальгии.

Европа действительно ощущает дыхание кризиса. Выпестованное там в сытые послевоенные годы потребительское общество покрыло ржавчиной стальной остов европейской культуры, выкованный в числе прочего и тем самым просвещением, которого нам не хватает. Умеренность и массовая потребительская культура несовместимы. Под воздействием вируса массовой культуры европейские экономические и политические институты перестают эффективно работать. Европейские интеллектуалы бьют в набат, но их мало кто слышит. По сути, Европа медленно и изящно переживает тот же упадок, который мы пережили бурно и грубо.

Вряд ли вообще можно говорить о большей или меньшей «культурности» европейцев в сравнении с русскими. Речь идет скорее о разных типах культур. В том, что касается понимания базовых этических ценностей, мы очень похожи. Но есть и не базовые… Русская культура не включает в свой код некоторых «второстепенных» ценностей, «вторичных добродетелей», как называет их американский исследователь Харриссон. Таких, как опрятность, точность, чистоплотность, умеренность, вежливость, сдержанность. Это не наш масштаб. На наших просторах, географических и духовных, такие мелочи теряются из виду. Это ведь не слеза ребенка и не красота, спасающая мир. Конечно, без этого можно жить. Но хорошо жить без этого нельзя. Кстати, русская церковь это давно поняла. Почитайте «Домострой» — это же гимн «вторичным добродетелям». Но, даже поняв, она не смогла решить задачу народного воспитания, потому что всегда боялась умствования и рациональности.

Наша увлеченность рассуждениями о гибели Европы носит несколько карикатурный характер. Историческое влияние Европы на все стороны нашего интеллектуального развития гораздо больше, чем нам бы этого хотелось. Конечно, Ломоносов самородок, но это он учился в германских университетах, а не немцы в Петербургской академии.

Мы как-то странно критикуем Европу. С одной стороны, мы отвергаем ее опыт самоограничения, ее духовную дисциплину, ее культуру индивидуальной ответственности как вещи, неприемлемые для нашего миросозерцания и мироощущения. С другой стороны, мы пытаемся слепо копировать экономические и политические институты, рассчитанные исключительно на работу в очень специфической культурной атмосфере Европы. И когда из этого/естественно, ничего не выходит, на Европу же и обижаемся.

Мы расстраиваемся, что у нас все «не как у людей». И, расстроившись, едем в Европу успокоиться. Успокоившись, мы возвращаемся с убеждением, что гибель Европы неизбежна, а европейцы — зануды. Мы не меняемся — и жизнь не меняется.

Конечно, Европа умирает. Но не так быстро, как многим кажется. И это не повод для высокомерной спеси. Как говорит народная мудрость: «Пока толстый сохнет, тонкий сдохнет». Так что и у умирающей Европы России есть пока чему поучиться. Только не тому, чему мы учимся у нее сейчас.

С чего начинается Родина?

Ты открой глаза — черно в них. Погляди — по всей России на чиновнике чиновник, как бацилла на бацилле.

Поэт Евгений Евтушенко. «Казанский университет»

Всякое общество вправе требовать от власти, чтобы им удовлетворительно управляли, сказать своим управителям: «Правьте нами так, чтобы нам удобно жилось». Но бюрократия думает обыкновенно иначе и расположена отвечать на такое требование: «Нет, вы живите так, чтобы нам удобно было управлять вами, и даже платите нам хорошее жалованье, чтобы нам весело было управлять вами; если же вы чувствуете себя неловко, то в этом виноваты вы, а не мы, потому что не умеете приспособиться к нашему управлению…»

Из дневниковых записей историка Василия Ключевского

…У каждого по-разному. Для кого-то Родина начинается с «хау ду ю ду» и широкой улыбки на тридцать два зуба по поводу и без повода. Для кого-то — с учтивого «сэр» и невозмутимого спокойствия. Наша Родина начинается с «предъявите документы, гражданин».

Если вы захотите поменять сто опостылевших долларов на вдруг потяжелевшие рубли, не забудьте захватить с собой паспорт, иначе ваша личная конвертируемость будет неполной.

Если вы захотите отправить ребенка с бабушкой к теплому морю, не забудьте зайти к нотариусу и оформить доверенность от обоих родителей на разовый вывоз своего чада за пределы его естественной среды обитания. Если при этом вы не можете найти второго Супруга в связи с его временным или постоянным отсутствием (что, к несчастью, еще случается на наших необъятных просторах), то лучше выгуливайте чадо в привычном для него климате, иначе он с бабушкой рискует надолго застрять на рубежах Родины.

Не вздумайте выписываться из какой-нибудь квартиры и тем более куда-нибудь прописываться. Прежде чем выписаться, вам придется доказать, что вам есть куда прописаться. Прежде чем окончательно прописаться, вам придется доказать, что вы уже выписаны по старому адресу. В любом случае сделать и то и другое вы сможете, только предъявив справку, что у вас нет

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ОБРАНЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату