Боюсь, что, говоря об энергетике, мы вкладываем в это слово свой особый, далекий от истинного значения смысл. Добыча и продажа за границу доставшихся нам от предков ископаемых — это не энергетика. С таким же успехом лет двести назад, когда основным топливом были дрова, энергетиками можно было называть архангельских мужиков-лесорубов, грузивших кругляк на английские корабли. Энергетиками скорее были Ленин и Кржижановский, когда разрабатывали план ГОЭЛРО.
Произошла подмена понятий. «Приоритетным развитием энергетики» мы стали называть национальную разновидность паразитического существования исключительно за счет необузданной продажи сырья. И дело даже не в экономике, дело в складывающемся под ее влиянием национальном характере, в котором иждивенчество все больше проявляет себя как доминирующая черта.
У нас на все один ответ — жмем на газ. Хотим восстановить свой престиж в Европе — поставляем ей больше газу. Европа заартачилась — ничего, назло ей поставим газ в Китай, пусть понервничают… Я не оправдываю Европу. Ее попытки представить русский газ общечеловеческим достоянием, которым Россия должна распоряжаться под контролем заинтересованных потребителей, ее детская обида на то, что русские используют газ как инструмент давления (можно подумать, они не используют свои «высокие технологии» точно также), — наивны. Кто чем силен, тем и давит. Но лучше бы давить умом. То, что мы делаем, примитивно. Это не может продолжаться долго, хотя бы потому, что рано или поздно либо нефть и газ кончатся, либо более развитые экономики найдут им заменитель.
Мы перепутали стратегию с тактикой, забыли, для чего мы все это продаем. Нация «жуирует» на дармовые деньги, прожигает жизнь. Я не оговорился. Конечно, социальные контрасты в стране огромны, но это неправда, что газ согревает одних олигархов (хотя, конечно, так тепло, как им, бывает разве что арабским шейхам; ни в одной «европейской» стране, к которым мы себя официально причисляем, такое откровенное рвачество просто невозможно). Миллионами тоненьких ручейков, частью через государство, частью по частным каналам, нефтерубли распространяются по всей стране. Член правления какого-нибудь газ-нефтьбанка платит своей домработнице столько, сколько расположенный на соседней улице университет выплачивает заведующему кафедрой. Домработница снимает на эти деньги квартиру для своего ребенка, который учится в этом университете. Деньгами, полученными от сдачи в аренду квартиры, доставшейся в наследство от деда — лауреата Сталинской премии, профессор компенсирует свою мизерную зарплату и продолжает заниматься научной работой. Так сегодня в России восстанавливается социальная справедливость. Впрочем, и государство развивает национальные проекты, так что вскоре профессор поднимет арендную плату, чтобы она соответствовала растущей зарплате, и члену правления придется платить домработнице больше.
Народ привыкает к тому, что жизнь может улучшаться и без того, чтобы нужно было работать больше, чем прежде. Мы работаем все хуже и хуже, а живем все лучше и лучше. Это развращает нацию. Посмотрите, как вырос уровень хамства в Москве. Прошли те времена, когда кандидаты и доктора наук работали грузчиками в Южном порту, чтобы прокормить семьи, объединяясь в бригады с образцовым уровнем культуры. Девочки-провинциалки, из всех видов искусств знакомые только с телевизионной рекламой, приезжают в столицу, чтобы взять от жизни все. И берут. И их берут, куда угодно берут, каких угодно берут. Потому что денег тьма, а людей не хватает. И поэтому они ничего не боятся и хамят вам в суперрасфуфыренном мегамаркете, как в простом советском продмаге, если не хуже.
Да что народ, правительство привыкает к тому, что можно управлять страной, ничего не делая. Имитация бурной деятельности — самый популярный политический стиль в России. Никаких реформ нет и не будет, пока действует газовая страховка. Потому что реформы — это риски, а кто будет платить за риски, если есть страховка. Газ — это застой.
«Газпром» и К0 убрали из русской жизни фактор кризиса. Чтобы мы ни делали, пока нефть и газ будут стоить столько, сколько они стоят сейчас, мы будем жить. Может быть, даже очень неплохо жить. И поэтому мы ничего не делаем. Мы теряем вкус к труду, при том что и раньше это не было нашей сильной стороной. Мы выбрали самую простую дорогу. Что нам датчане, мы будем учиться жить у норвежцев и арабов. Мы теряем волю к жизни и к борьбе, превращаемся в народ, живущий на трубе, а не на земле. Мы исчезнем, как римляне, от собственной внутренней расслабленности.
Наше главное национальное достояние — нефть и газ — является для нас одновременно и нашей главной национальной угрозой.
Сегодня газ кормит страну, но наступит день, когда он ее съест…
В июне Россия вышла на первое место в мире по добыче нефти, обогнав Саудовскую Аравию. Мы опять впереди планеты всей, правда, не в области балета.
Почему русские любят Европу и недолюбливают европейцев?
На дне души мы презираем Запад…
…Ведь европейцы (то есть настоящие, тамошние), ведь это — престранный и пренеразрешимый народ. Мы вот лезем к ним, даже иной раз, не уважая себя, уверяем их в нашей дружбе и нашей любви, а они-то все нас отталкивают! А только что мы станем особливо и заявим, что впредь мы уважаем себя и жить будем только для себя, — тотчас же они начнут уважать нас, поверьте, даже к нам полезут сами и уж без наших заискиваний нас к своим причтут…
Из «Записных книжек» Федора Достоевского
Сегодня книги вроде «Заката Европы» или «Гибели Америки» пользуются в России все большей популярностью. Одновременно растет цена авиабилетов на европейских маршрутах. И мест все равно не хватает. Видимо, слишком много желающих посмотреть на красивую смерть…
Русский человек был всегда достаточно культурен, чтобы ценить европейскую «цивилизованность», но недостаточно воспитан, чтобы выносить ее долго.
Из всех достижений европейской культуры русские больше всего дорожат комфортом. Собственно, с комфорта все и начиналось. Европа исторически сначала проникла в русский быт и лишь потом в русскую мысль, косвенно подтверждая известный тезис о бытии, определяющем сознание. Задолго до Петра Европа стала для русских образцом «красивой жизни», и европейские «удобства» быстро приживались в московских боярских домах. Те из русских, кому случалось побывать в Европе, чаще предпочитали домой не возвращаться. В результате большинство допетровских государственных программ «подготовки специалистов за рубежом» оканчивалось провалом. Уже при Годунове утечка «русских мозгов» за границу была проблемой.
Впрочем, нельзя сводить все к сугубо «материальным» благам, с которыми неразрывно связан прогресс европейской науки и промышленности. Русские ищут в Европе то, что не могут найти дома. Их успокаивает стабильность, умиляет вежливость, радует чистота. Русские едут в Европу отдыхать от самих себя, поэтому им редко бывает приятно видеть друг друга за границей. Русский человек, выезжая за рубеж, раскрепощается как в хорошем, так и в плохом смысле этого слова. Нам сладок вкус чужой свободы. Там, глядя на европейское счастье, мы освобождаемся от того внутреннего напряжения, духовного нестроения и безотчетного ощущения угрозы, с которыми неизбежно сопряжена жизнь в России. Не потому, что она плоха, но потому, что непредсказуема. Для многих краткосрочные
