Помнишь, блаженствовали в шалмане Около церковки без креста? Всякий, выпрашивая вниманья, Нам о себе привирал спроста. Только все чаще, склоняясь над кружкой, Стал ты гадать — кто свой, кто чужой, Кто тут с припрятанною подслушкой, А не с распахнутою душой?.. Что ж, осторожничать был ты вправе, Но, как пивко от сырой воды, Неотделимы испуг от яви, Воображение от беды. …Я никому не слагаю стансы И никого не виню ни в чем. Ты взял уехал. Я взял остался. Стало быть, разное пиво пьем. Стало быть, баста. Навеки — порознь… Правду скажу — ты меня потряс: Вроде бы жизнь оборвал, как повесть, И про чужое повел рассказ. …В чистых пивных, где не льют у стенки, Все монологи тебе ясны? И на каком новомодном сленге Слышишь угрозы и видишь сны? Ну а шалман уподобен язве, Рыбною костью заплеван сплошь, Полон алкашной брехни… и разве Я объясню тебе, чем хорош… 81 ЖИВОПИСЬ Лето в городе Гороховце, Белое и рыже-золотое, Все в полдневной солнечной пыльце, Все помолодевшее от зноя. Крохотный и древний городок Возле Клязьмы прикорнул укромно, И ему, наверно, невдомек, Что отныне лето в нем огромно. Как охота мне в Гороховец! …Ошалев от зелени и света, На холсте он уместился весь, И в нем лето и все время — лето! Никаких ни осеней, ни зим — Лето — в ржави крыш и колоколен! …Разве ж этак мы изобразим, Нарифмуем или наглаголем? Разве нам дана такая власть? Разве найдено такое слово, Чтобы краской на бумагу класть И тебе — пожалуйста! — готовы Крыши, колокольни, деревца Рыже-бело-золотого цвета, И из города Гороховца Никогда не исчезает лето. 83 ХУДОЖНИК Б. Сарнову Умер Володя Вейсберг, Умер без суеты, Умер, наверно, весь бы, Если бы не холсты — Призмы, цилиндры, кубы — В каждом ожог и шок… Ради такой Гекубы Он-то себя и сжег. Белым писал на белом, Белым, как небытьё, Чтоб за любым пределом Вновь обрести свое. Словно философ с кистью, Истиной одержим, Истиной, как корыстью, Только одной и жил. Сколько кругом ничтожных Выжиг, лгунов, пролаз, А вон какой художник
