— Я отлично все понял, дорогая! Яснее объяснить было бы просто невозможно… И как долго вы с Дэном собирались водить меня за нос?
— Я хотела тебе все рассказать, но у меня не было времени… Свалилось столько работы…
— Да брось ты эти отговорки! — Выпалил он, вскакивая с кресла. — Могла бы придумать что-нибудь более оригинальное! Ведь чтобы встречаться с Дэном, у тебя, наверно, была куча времени!
— Макс, пожалуйста, выслушай меня! — Взмолилась женщина. Ей вдруг стало страшно находиться рядом с Максвеллом. Он, точно безумный, метался по кабинету, и казалось, вот-вот разнесет все вокруг.
— А что мне выслушивать?! Что ты любишь его? Что ты не хотела причинять мне боль? Но ты ее причинила, Джес! В самое сердце! Меткий выстрел! Поздравляю! — И он театрально зааплодировал.
— Зачем тогда ты пришел? — Закричала на него Джессика. Его демонстративные аплодисменты били по напряженным нервам. Конечно, она была виновата перед ним, и его упреки были вполне справедливы. Вот только Максвелл забыл, что она, как и всякий обвиняемый, имеет право на защиту и оправдание. — Если мое мнение тебя совсем не интересует, что ты здесь делаешь? — С дрожью в голосе спросила она.
Джес волновалась — это было заметно, но Максу было безразлично ее волнение, впрочем, как и ее слезы, если бы она вдруг решила разжалобить его слезами и мольбами. Он молча смотрел, как она бессильно уронила голову на руки и закусила нижнюю губу, видимо, чтобы сдержать слезы. Взгляд его был таким тяжелым, что если бы силой взгляда можно было убить, она была бы мертва с самой первой минуты его визита. Максвелл в эти минуты был, наверное, самым эгоистичным человеком в мире, ибо он чувствовал только свою боль, помнил только свои обиды. И даже его оскорбленная любовь к Джессике здесь была сейчас не в счет; важным было, скорее, его уязвленное мужское самолюбие, униженная гордость и достоинство.
Минуты молчания длились бесконечно. Казалось, говорить им больше не о чем. Можно было бы на этом и расстаться, и Максвелл уже подумывал об этом, когда Джессика заговорила. Ее голос был таким тихим, что буря, бушевавшая в душе мужчины, начала понемногу утихать. Он вслушивался в ее речь, журчавшую, точно лесной ручеек, и сам начинал чувствовать себя виноватым. Только не знал, в чем.
— Я знаю, что ты злишься на меня и имеешь на это полное право. Ты упрекаешь меня в обмане, и я заслужила это. Я безоговорочно принимаю все твои обвинения и склоняю перед тобой голову. Но не в покорном молчании, а лишь для того, чтобы выждать время и объясниться. Да, я люблю Дэна, а он любит меня. Так получилось; так распорядилась судьба. Никогда не думала, что буду так говорить, но, как видишь, говорю. Ты скажешь, что я виновата — влюбилась в твоего друга, что Дэн виноват — отбил меня у тебя, и все это будет справедливо в твоих глазах. Но попробуй посмотреть на сложившуюся ситуацию по-другому. Представь, что ты встретил девушку — совершенно случайно, неважно, где — и понял, что мир изменился до неузнаваемости, что тебе жизненно необходимо дышать с ней одним воздухом, постоянно слышать биение ее сердца. Вся беда заключается в том, что ты встречаешься со мной и что я тебе еще дорога. Как быть? Как остаться счастливым и не причинить боль мне? Нужно определенное количество времени, чтобы разрешить эту загадку сфинкса.
— И пока ты билась над этой проблемой, ты продолжала встречаться с Дэном за моей спиной, — саркастически заметил Колфилд. — Теперь понятно, почему он внезапно взял отпуск, тогда как раньше мистер О'Нилл чуть ли не силой заставлял его отдыхать положенных 40 дней.
— Дэн помогал отцу в подготовке праздника! — Возразила Джессика, чувствуя, как кровь прилила к лицу, выдавая, что она лжет.
— Ну, конечно! Расскажи это кому-нибудь другому, кто не слышал от Дэна сотни раз, что ему не нравится работать в компании, — он ехидно усмехнулся и сунул руки в карманы брюк. Ладони его были сжаты в кулаки. — Так что, Джес, расскажешь мне, как давно меня зачислили в общество рогоносцев? Или об этом мне лучше спросить у Дэна?
Если бы кто-нибудь слышал его в эти минуты, то ужаснулся бы — таким страшным был голос Максвелла. Серо-зеленые глаза яростно сверкали, но за всем этим злобным поведением Джессика к своему удивлению, уловила нотки отчаяния и боли. Ей даже почудилось, что он вот-вот заплачет от обиды и огорчения. Поэтому-то на лице ее невольно и отразилось выражение жалости — то, что Максвелл меньше всего хотел бы видеть. Но он заметил это и яростно ударил кулаком по ее столу, так что Джес испуганно вздрогнула.
— Черт возьми, Джес! — Заорал он. — Не надо меня жалеть! Я не маленький мальчик и могу понять, что между нами все кончено, но почему именно Дэн?! Почему именно он?
Она подняла на него изумительные дымчато-серые глаза, полные слез, и еле слышно проговорила:
— Я не знаю, Макс… Прости, но я не знаю. Это сильнее меня. Я пыталась бороться, но не смогла…
Возникла гнетущая пауза, во время которой Джессика внимательно следила за Максвеллом. Он отошел от ее стола, нервно прошелся по кабинету, запустил пальцы в светлые волосы и провел ими по голове, пытаясь успокоиться. Ему было больно; она это знала, потому что ей тоже было больно. Но ведь объяснение было неизбежно, не так ли?..
— И как же мне теперь жить? — С отчаянием в голосе спросил Колфилд. — Ведь я еще люблю тебя, а любовь не может вот так запросто закончиться по приказу.
— Постарайся забыть меня, — умоляюще проговорила женщина. — Я понимаю, тебе больно, и боль эта еще долго не пройдет. Но время лечит. Возьми отпуск, съезди куда-нибудь, отдохни. Когда ты вернешься, возможно, мир станет немного другим…
— Ты, правда, так думаешь? — Спросил вдруг Максвелл, и ей показалось, что наметилась хоть какая- то брешь в этом беспросветном тупике напряжения, боли и обиды. Она облегченно, почти обрадовано кивнула, а он обрушил на нее новый град упреков: — Ты хоть думаешь, что ты говоришь?! Уехать мне?! Куда? Подальше от тебя и Дэна, чтобы вы не чувствовали себя виноватыми? Признать свое поражение, да? Не выйдет, дорогая. Теперь никакая сила не заставит меня покинуть Лос-Анджелес, хотя бы на полчаса. Даже моя работа! И с работы я не уволюсь, чтобы Дэну не дай бог не подумалось, что он вышел победителем из этой битвы. Я останусь здесь и буду поблизости, чтобы отравить ваше счастье. Я это говорю открыто! Слышишь? На чужом несчастье вы счастья не построите!
Максвелл сделал несколько шагов к двери, взялся за ручку, но неожиданно обернулся и смерил ее взглядом, полным чем-то, очень похожим на ненависть.
— Ты была единственной женщиной, на которой я хотел жениться. Но ты разрушила мои иллюзии, причинила невыносимую боль. Это не может оставаться безнаказанным. Когда-нибудь Дэн причинит боль тебе. Вы не сможете быть счастливы всю жизнь… Вы никогда не станете мужем и женой! Прощай!..
Он ушел, хлопнув дверью, и хотя в офисе стояла тишина, Джес каким-то внутренним слухом слышала звук его удаляющихся шагов и удары его охваченного болью сердца. Сознание ее было оглушёно пустым, но по щекам тихонько катились слезы.
Время шло, и, казалось бы, все душевные раны должны были зарасти, но было все как раз наоборот. Чем больше отсутствовал Дэн, тем больше сомнения мучили Джессику. Конечно, он звонил ей каждый вечер, но его телефонные звонки не могли ее защитить от безотчетного страха и горького осадка, который оставили в ее душе слова Дерека и прощание с Максвеллом. Неделя казалась ей бесконечной, лишь тоска росла с каждым днем, да боязнь того, что она не сможет дать Дэну той полноты счастья, о котором он всегда мечтал, не сможет накрепко привязать его беспокойную душу к своей душе, что у нее не хватит сил заставить его поверить в ее искреннюю любовь. Она со страхом ждала, когда Клер нанесет ей визит вежливости. Ей было трудно работать в условиях такого нервного напряжения, но и сидеть дома, страдая от безделья, она тоже не могла. Так и жила Джессика от одного звонка Дэна до другого и каждый раз спрашивала: 'Когда же ты вернешься? Ведь ты мне очень нужен!', и каждый раз слышала один и тот же ответ: 'Очень скоро, любимая. И поверь, мне тоже невыносима наша разлука, но я вынужден выполнять свой долг'.
И вот, когда срок нестерпимого одиночества был уже на исходе, Джессика не выдержала и поехала встречать Дэна. Роберт обещал ей, что встретит ее в аэропорту, и она, никому ничего не сказав,
