– Милашка! Слушай команду! Правом данным мне Уставом и лично товарищем Директором, приказываю! Немедленно доставить сюда третий номер экипажа.
– Герасима? – ужаснулась спецмашина. И ее ужас был понятен. Будить Геру среди ночи небезопасно. Наука давно отметила, что у тех, кого будят посреди ночи дурной характер.
– Иного выхода нет. Надеюсь, он поймет и простит.
– Только ради тебя, командор, – согласилась Милашка после десятиминутного обдумывания. – Выполняю приказ.
Наступила гнетущая тишина. Ничто не нарушало безмолвия американской ночи. Только где-то далеко- далеко у горизонта дрожали далекие огни печальных американских деревень.
Я знал, что сейчас в спальном отсеке Милашка пытается с возможно максимальной осторожностью, не потревожив умственные процессы, разбудить Геру. Тихая и спокойная музыка, ровный сумрачный свет, запах вонючих благовоний. И заранее записанный мелодичный голос Директора на минимальной громкости: – 'Вставай сынок! Вставай спасатель! Пришла беда, откуда не ждали. Вставай яхонтовый!'
Безмятежность ночи разорвал дикий крик, проникший сквозь обшивку Милашки. Корпус спецмашины мелко задрожал, но выдержал. Выходной люк распахнулся и на парадном эскалаторе появился третий номер нашей великолепной команды – Герасим из глухой пятисоттысячной сибирской деревеньки. Поскреб по синей щетине. Оглядел прищуренными глазами присутствующих – кто мог отдать безжалостный и бесчеловечный по своей сути приказ?
Я чуть заметно кивнул в сторону пингвина. Кого-кого, а Директорского любимчика Герка не тронет. Проверено.
Герасим хмыкнул недоверчиво, но ничего не сказал. Все облегченно вздохнули. Если третий номер начинает хмыкать, значит разборок не будет. Значит – проснулся. Он же спасатель и прекрасно понимает, что ради того, чтобы полюбоваться его помятым лицом, никто рисковать не станет. Для дела вызвали.
Герасим подошел к бронированному стеклу и посмотрел в кромешную темноту.
– Мм?
– Они пришли, все сломали, но теперь спят. У нас время только до утра.
– Мм, – поморщился Гера.
– Да нет! Ты что? Никто не собирается по ним катками ездить. Мы не звери. Тем более, на то получен категорический американский отказ.
– Мм?
– Это уже обсуждалось. Неприемлемый вариант. Гера, ты что-нибудь поумнее предложи. На тебя вся надежда. Но учти, что и кактусы необходимо сохранить, и этих сволочей живыми оставить.
– Мм.
– Да кто ж тебе думать запрещает? Думай, сколько влезет. Но учти, американское солнце встает рано. Оно ж неуправляемое.
Гера кивнул, в очередной раз почесал щетину и упершись руками в пластик подоконника уставился в бронированное стекло немигающими стеклянными глазами.
Знаками я приказал всем покинуть прилегающую к третьему номеру территорию. Ничто не должно мешать работающему Герасиму. Мыслить в правильном направлении, разыскивая одно единственное правильное решение, это не на катках по мексиканским ежикам кататься. Искусство!
Герасим работал почти два часа. Рисовал на запотевшем бронированном стекле какие-то формулы. Ходил туда-сюда, бесперебойно курил, бросая тлеющие окурки на чистый продезинфицированный пол бункера. Сжимал виски, пытаясь поймать пугливую мысль. Облачившись в комбинезон высокой защиты выходил на улицу, знакомился с обстановкой. Щелкал ядерокалькулятором. Ковырялся в носу.
Наблюдать за работающим Герой одно удовольствие. Сразу видно, человек не зря получает спасательскую зарплату.
– Мм!? – третий номер вызвал меня по внутренней связи.
– Слушаю, Гера, – поправив связь-пилотку, ответил я.
– Мм.
– Сейчас проверю по списку. Да. Есть. У нас в багажном отсеке целая бухта супер клейкой изоляционной ленты. Есть красненькая. Есть синенькая. Тебе какую?
– Мм, – продолжил Герасим.
– Резак тоже найдем. А что ты задумал, могу поинтересоваться?
– Мм, – довольно неприветливо выпалил третий номер. Нет, на самом деле он не злой. Огрызается только в крайних случаях.
– Ладно, не говори, – сдался я, поглядывая в сторону американского товарища, который совместно с Бобом разбирался с продуктовыми запасами. – Но учти, Гера, что все должно быть по закону. Я не хочу иметь неприятности.
– Мм, – третий номер заверил, что все будет хорошо и мне не придется краснеть перед американским народом, а уж тем более перед американским правосудием.
Герасим лично проверил доставленное из спецмашины оборудование. Бухту клейкой ленты и резак. Выкурил последнюю сигарету, выпил последнюю чашку кваса, прочитал последнюю книжку по психоанализу.
– Мм, – делать еще что-либо в последний раз было нечего и Герасим, взвалив на спасательские плечи бухту, зажав в зубах резак, обвел взглядом своих товарищей.
– И тебя туда же, – пожелали мы ему счастливого пути.
Ничего больше не сказал третий номер команды спецмашины подразделения '000' за номером тринадцать. Обтер мозолистой рукой пот со лба и вышел, даже не обернувшись, в темноту американской ночи. И стало сразу пусто в бункере. И запахло победой. А также американскими орденами и медалями. Пусть даже маленькими.
Усевшись в командирское кресло и подсоединившись к спецмашине, я попытался спрогнозировать, что же такого особенного придумал Герасим, что не смогли мы?
Супер клейкая изоляционная лента и резак. Резак и супер клейкая лента. Больше ничего. С такими материалами больших дел не наворотишь.
– Милашка, можешь вывести на мониторы, что там происходит?
– Боюсь, что нет, командор. Третий номер экипажа предупредил, что любое воздействие на мексиканских ежиков во время их сна, будь то свет прожектора или иное другое излучение, может нарушить чистоту работы. Извините, командор.
– Не стоит извиняться. Я верю, что Гера сделает все правильно. Иначе мы его уволим, не запуская на борт. Подготовь приказ.
Выбивая грустную дробь пальцами по панели управления, я терпеливо ждал возвращения Герасима. Директорский пингвин дремал у меня на коленях, согретый теплом командирского тела. Роберт Клинроуз и его американский друг их федеральной базы тихо обсуждали геополитическую обстановку в мире и в частности в самой Америке. Боб доказывал, что без помощи России его бывшая историческая родина пропадет. А американец свято верил, что из пропасти депрессии можно выкарабкаться, если занять у мирового сообщества много-много денег и не возвращать их ни при каких обстоятельствах.
– Мм? – неожиданно закричали динамики голосом Герасима.
– Секунду, Гера! – встрепенулся я, роняя пингвина на пол. – Милашка! Срочный запрос! Расчетное время до восхода солнца?
– Двадцать две минуты, – ночь пролетела быстро и незаметно.
Я передал третьему номеру запрашиваемую информацию и поспешил к обзорному стеклу. Следом устремился янкель и американский товарищ. Пропускать развязку никто не хотел.
– Мыша, выпусти товарищей из комнаты психологической разгрузки. Отвечать, в конце концов, им придется.
Через пару минут у бронированного стекла столпились все ответственные за операцию. Уткнувшись носами в исписанное формулами стекло, они требовали объяснения всего происходящего. Боб, которого по инерции принимали за старшего, отбивался, ссылаясь на секретность технологий.
– Десять минут до восхода, – сообщила Милашка срывающимся голосом и одновременно с ее докладом в бункер ввалился Герасим.
