Радикальный ислам. Взгляд из Индии и России

происходят очень быстро. Что определяют выражением «падение системы на аттрактор».

Важное свойство переходов «порядок-хаос» и обратно в таких системах то, что аттракторов может быть несколько и они могут быть разного типа.

Но отсюда следует вполне практический вывод: если хорошо понимать социально-политическую и экономическую систему, то можно, подвергая выявленные в ней «узлы критичности» воздействиям импульсами хаоса или порядка, создавать или целенаправленно усиливать аттракторы требуемого типа. И тем самым ввергать систему противника в хаос либо формировать из рукотворного хаоса новый порядок. Но при этом, разумеется, необходимо учитывать, что эффективно управлять переходом от порядка к хаосу (и от хаоса к новому порядку) можно лишь тогда, когда «аттрактивные воздействия» применяются к наиболее уязвимым (критичным) узлам, сферам, процессам в системе (рис. 1).

Рис. 1

При этом нужно оговорить, что в любой развивающейся системе всегда существуют определенные внутренние противоречия (и внутрисистемный хаос), под влиянием которых и происходит развитие. Однако в концепции «управляемой критичности» речь идет о другом. О таких воздействиях на «критичность» системы, которые преследуют цели ее глубокой дезорганизации, вплоть до полного распада системной связности.

2. Основные «критичные» сферы, узлы, процессы современной мир- системы

Каковы же ключевые «сферы критичности» в современном мире?

Конечно, главная «сфера критичности», способная очень сильно влиять на хаотизацию или устойчивость порядка как отдельных стран, так и мировой системы, – это сфера военной безопасности. Но я хотел бы посвятить эту статью рассмотрению других сфер жизни, обладающих так называемой «критичностью». Ибо военной безопасностью «критичные» сферы жизни в современном мире явно не ограничиваются.

Многие крупные экономисты в контексте нынешнего мирового экономического кризиса пересматривают свои оценки возможностей стабильного развития глобальной экономики на основе процессов ее «рыночного» саморегулирования. И, с этих позиций, оценивают структуру и механизмы воспроизводства в современной рыночной экономике как «генераторы критичности».

Так, например, Иммануил Валлерстайн, указывая на наличие в глобальной экономике нескольких кризисных тенденций, пишет: «Сочетание всех трех элементов: масштабов 'обычного' краха, реального роста затрат на производство и внешнего давления на систему, создаваемого ростом китайской (и вообще азиатской) экономики, – означает, что Шалтай-Болтай свалился со стены и собрать его уже никому не удастся… В настоящее время мы находимся на развилке системных процессов. Вопрос уже не в том, каким образом капиталистическая система сможет исцелить свои раны и возобновить наступление. Вопрос в том, что придет на смену этой системе, какой порядок вырастет из окружающего нас хаоса»⁶.

В современной рыночной экономике одной из наиболее важных (и весьма «критичных» с точки зрения «управления хаосом») подсистем являются финансы. Классический пример хаотизации экономики через «управляемую финансовую критичность» – валютные диверсии фашистской Германии против Англии во время Второй мировой войны за счет заброса на Британские острова массы фальшивых банкнот⁷. Хорошо известно, какое влияние на финансовую устойчивость США оказала террористическая атака на башни-близнецы в Нью-Йорке 11 сентября 2001 года⁸. Мы также понимаем, насколько болезненное влияние на экономику и финансовую систему Индии оказала террористическая атака на главный деловой центр страны – Мумбаи – осенью 2008 года.

Подчеркну, что, как представляется, глобализация мировых финансов, резкое усложнение системы производных финансовых инструментов и появление новых механизмов «сверхбыстрой» спекулятивной электронной торговли этими инструментами сделали мировую финансовую систему «сферой неустраняемой критичности». Многие экономические аналитики уже называют это обстоятельство в числе главных причин нынешнего мирового экономического кризиса. Не случайно в декабре 2009 года лидеры стран Европейского Союза обратились в МВФ с предложением рассмотреть целесообразность и возможность введения так называемого «налога Тобина» на международные финансовые транзакции, призванного резко снизить «хаотизирующее» влияние на мировую экономику спекулятивных перетоков капиталов⁹.

Далее, глобализация торговли плюс определенная специализация стран и регионов в мировом разделении труда резко повысили объемы мировых перевозок товаров. В результате появилось много стран с повышенной экономической зависимостью от стабильности этих перевозок, включая экспортно-импортные потоки.

Например, Южная Корея (внешнеторговый оборот превышает 50% ВВП) или, тем более, Тайвань (внешнеторговый оборот более 60% ВВП)¹⁰ при транспортном разрыве с окружающим миром просто рухнут экономически. Но в мире есть немало стран (например, в Центральной Африке), в которых от транспортных связей с внешним миром непосредственно зависит снабжение населения продовольствием и медикаментами, то есть его физическое выживание.

Соответственно, устойчивость международных транспортных коммуникаций – одна из главных сфер «глобальной критичности».

Наконец, наша цивилизация – очень энергоемкая. К знаменитой формуле «деньги – кровь экономики» давно добавлено еще одно слагаемое, и она зазвучала так: «Деньги и нефть – кровь экономики». Мы видим, что даже небольшие изменения поставок на мировые рынки первичных энергоносителей – нефти и газа – серьезно дестабилизируют мировую экономику и мировую финансовую систему.

Кроме того, нефть и газ распределены на планете крайне неравномерно. И потому в объемах их мирового потребления доля экспортно-импортных потоков достигает 70% для нефти и 40% для газа¹¹. Причем более половины разведанных мировых запасов первичных энергоносителей сосредоточено в регионе Персидского Залива.

То есть сферы добычи и транспортировки нефти и газа, а также крупнейшие мировые торговые артерии – важнейшие «зоны критичности» современного мира. И потому сначала среди специалистов¹², а затем и в журналистской среде в последние десятилетия оказались в широком употреблении понятия «энергетических войн» и «транспортных войн».

3. Исламский радикализм как субъект и инструмент «управляемой хаотизации»

В нынешнем мире исламский радикализм, видимо, является наиболее мощной, активной и глобальной антисистемной силой. И, с этой точки зрения (в особенности с учетом отчетливо видимого повышения «пассионарности» и идеологической активности гигантской мировой мусульманской уммы), – видимо, наиболее действенным потенциальным механизмом влияния на «критичность» мировой системы.

При этом, с одной стороны, исламский радикализм достаточно организован и вполне может иметь собственные глобальные амбиции. Включая планы создания аттракторов хаоса и «другого порядка» в мировой системе или в ее отдельных подсистемах. В этом смысле достаточно показательны программная цель создания мирового Халифата и средства ее достижения у таких организаций, как «Братья-мусульмане»¹³, а также обнародованное в 2003 г. телеканалом «Аль-Джазира» заявление одного из главных идеологов «Аль-Каиды», Аймана аль-Завахири: «Мы создадим им хаос»¹⁴.