Прядь рыжеватых волос упала ему на лоб, и Дугал откинул ее назад.
— Иди, девочка, — сказал он. — Пока не заплатила еще дороже.
И я пошла, как была, босиком.
Учитывая ночные бесчинства, я предполагала, что большинство обитателей замка следующим утром будут спать долго и начнут неверным шагом спускаться за спасительной кружкой эля, когда солнце поднимется высоко — если, конечно, оно вообще выглянет. Но шотландские горцы из клана Маккензи оказались значительно крепче, чем я думала, потому что замок напоминал гудящий улей еще до рассвета. Буйные голоса раздавались во всех коридорах, клацало оружие, грохотали башмаки — мужчины собирались на травлю.
Утро выдалось холодным и туманным, но Руперт, которого я встретила во дворе, заверил меня, что лучшей погоды для охоты на вепря и быть не может.
— У этих тварей такие толстенные шкуры, что холод им не мешает, — объяснял он, азартно натачивая на точильном круге острие копья, — а когда вокруг густой туман, они чувствуют себя в безопасности и не видят, что к ним подкрадываются.
Я сдержалась и не стала подчеркивать, что охотники тоже не заметят вепря до тех пор, пока не наткнутся на него.
Когда солнце начало расцвечивать туман в кровавые и золотые тона, охотники собрались во внешнем дворе. Их одежда блестела капельками сырости, а глаза — предвкушением. Я с радостью отметила, что женщины не должны принимать в этом участия. Они довольствовались тем, что угощали уходящих героев лепешками и элем. Увидев, сколько мужчин, вооруженных до зубов особо прочными копьями, топорами, луками, колчанами и кинжалами, направляются в восточный лес, я искренне пожалела несчастного вепря.
Через час я пересмотрела свою точку зрения — меня спешно призвали на опушку леса, чтобы перевязать раны одному из охотников, который, как я и предполагала, случайно натолкнулся на зверя в тумане.
— Господи Иисусе! — ахнула я, разглядывая глубокую рваную рану от колена до щиколотки. — Это сделало
— А? — Жертва, белая от шока и дрожащая, ничего ответить не могла, но один из его приятелей, помогавший ему выбраться из леса, бросил на меня полный любопытства взгляд.
— Не обращай внимания, — отмахнулась я, сильно затягивая жгут на раненой икре. — Отведи его в замок, попроси мистрисс Фитц дать ему горячего бульона и побольше одеял. Это надо зашивать, а здесь нет инструментов.
Из тумана по-прежнему доносились ритмичные выкрики загонщиков. Внезапно раздался пронзительный вопль, взлетевший над туманом и деревьями, и перепуганный фазан, отчаянно хлопая крыльями, вылетел из своего укрытия совсем рядом с нами.
— Господь наш на небесах, что там еще? — Я схватила в охапку повязки и, не разбирая дороги, кинулась в лес, бросив своего пациента на его приятелей.
Под деревьями туман сгустился еще сильней, я ничего не видела дальше, чем на несколько футов, но взволнованные крики и треск кустарника вели меня в нужном направлении.
Он задел меня сзади. Поглощенная криками, я не услышала его, да и не увидела, пока он не прикоснулся ко мне — темная масса, несущаяся на невероятной скорости, абсурдно маленькие раздвоенные копытца ступали по влажной листве почти бесшумно.
Меня настолько ошеломило это внезапное видение, что в первый момент мне и в голову не пришло испугаться. Я просто стояла, уставившись в туман, в котором исчезло это черное и щетинистое. Потом подняла руку, чтобы откинуть прилипшие к лицу влажные локоны, и увидела на ней кровавое пятно. Я огляделась и увидела такое же пятно на юбке. Зверь был ранен. Так, может, это вепрь визжал?
Нет, подумала я, мне хорошо известно, как кричит смертельно раненный. А этот кабан отлично бежал на своих ногах. Я глубоко вздохнула и вошла в туман в поисках раненого человека.
Он лежал у подножья невысокого холма, окруженный мужчинами в килтах. Они укрыли его своими пледами, чтобы согреть, но плед, укутавший его ноги, был мокрым насквозь и зловеще темным. Вниз с холма вела широкая грязная полоса, по которой он катился вниз, а на том месте, где он столкнулся с вепрем, перемешались грязные листья и взрыхленная земля. Я опустилась перед ним на колени, откинула плед и приступила к работе.
Но едва успела начать, как крики окружавших нас мужчин заставили меня обернуться, чтобы увидеть, как кошмарная туша, все так же беззвучно, появляется из-за деревьев. На этот раз я разглядела рукоятку кинжала, торчавшую у него в боку — вероятно, это сделал лежавший передо мной человек. А еще я увидела страшные желтые клыки в красных пятнах, и налитые кровью маленькие безумные глазки.
Мужчины, окружавшие нас, такие же ошеломленные, как и я, задвигались и потянулись за оружием. Один из них, высокий, оказался быстрее других. Он выхватил копье из руки своего замершего на месте товарища и шагнул на поляну.
Дугал Маккензи. Он шел почти небрежно, копье держал низко, двумя руками, словно собирался копать землю лопатой. Он смотрел только на зверя и что-то тихонько говорил ему, бормотал по-гаэльски, словно пытался выманить из-под дерева.
Первая атака была неожиданной, как взрыв. Зверь рванул с места и пронесся мимо Дугала так близко, что неяркий охотничий килт взлетел, подхваченный ветром. Вепрь тут же развернулся и ринулся назад — размытое пятно мускульной ярости. Дугал, как тореадор, отступил в сторону, ударив зверя копьем. Назад, вперед, и снова, и снова… Это походило на танец: оба противника сильные, но настолько проворные, что казалось, они плывут над землей.
Все вместе заняло минуту, не больше, хотя мне показалось, что прошла вечность. Все закончилось, когда Дугал, увернувшись от разящих клыков, поднял короткое, прочное копье и всадил его между лопаток зверя. Маленькие свиные глазки дико завращались, раздвоенные копытца глубже погрузились в грязь, вепрь зашатался. Раздался пронзительный визг, поднимаясь до нечеловеческой высоты, и тяжелая туша рухнула на бок; торчавший в боку кинжал глубже вонзился в косматую плоть. Изящные копытца взрыли землю, в воздух полетели комья влажной земли.
Визг резко оборвался. На мгновенье повисла тишина, потом раздалось поросячье хрюканье, и зверь замолк навсегда.
Дугал не стал дожидаться смерти животного. Он обошел кругом дергающуюся тушу и подошел к раненому человеку, опустился на колени и обнял его за плечи, отодвинув того, кто держал несчастного раньше. Его высокие скулы были залиты кровью, кровавые капли подсыхали и на волосах.
— Ну же, ну, Джорди, — заговорил он неожиданно нежным голосом. — Все, все. Я достал его, друг. Все в порядке.
— Дугал? Это ты, приятель? — Раненый повернул голову к Дугалу, силясь открыть глаза.
Я лихорадочно проверяла пульс раненого, но невольно прислушивалась и поражалась. Дугал свирепый, Дугал беспощадный разговаривал таким тихим голосом, повторяя ласковые слова, обнимая раненого, приглаживая его взъерошенные волосы.
Я села на пятки и потянулась к стопке повязок. Из глубокой раны длиной не меньше восьми дюймов от паха вниз по бедру, хлестала кровь, но не толчками, что значило — бедренная артерия не задета, и у меня есть шансы остановить кровотечение.
Чего я не могла остановить — это кровь, струящуюся из живота мужчины, где клыки разодрали кожу, мышцы и внутренности. Крупные сосуды не задеты, но кишки проколоты, я это хорошо видела в рваной ране. Такие брюшные раны часто бывали фатальными, даже при наличии современной операционной, нитей для сшивания и пенициллина. Содержимое поврежденного кишечника, вытекая в полость тела, заражало все вокруг и приводило к смертельной инфекции. А уж здесь, где для лечения был только чеснок да тысячелистник…
Я встретилась взглядом с Дугалом, тоже смотревшим на страшную рану. Его губы шевельнулись, беззвучно задав вопрос:
— Он выживет?
Я молча мотнула головой. Дугал помедлил, продолжая обнимать Джорди, потом наклонился и развязал жгут, который я наложила ему на ногу. Дугал посмотрел на меня, готовый встретить мой протест, но я
