Время от времени Рубен помещал в газетах рекламное объявление – подлинный шедевр мелкого мошенничества. «Пришлите доллар по такому-то адресу. Возможно, вас ждет сюрприз». Грейс сразу поняла, в чем заключается сюрприз: откликнувшийся на объявление простак терял доллар. Это даже нельзя было считать правонарушением, так как Рубен, в сущности, ничего не обещал.
Однако больше всего ей понравилось «Международное общество любителей литературы, науки и искусства» – заочные курсы по воспитанию талантов. Доверчивые дилетанты с творческими амбициями направляли в адрес «Общества» свои сочинения, рисунки, чертежи изобретений, а Рубен за тридцать долларов давал им консультации по «дальнейшему улучшению» присланных работ перед тем, как представить их на суд издателя или патентного бюро. А за небольшой дополнительный гонорар снабжал желающих дипломами, грамотами, почетными знаками, сертификатами и заверенными свидетельствами, подтверждающими право владельцев указывать перед своей фамилией ученые степени и звания членов «Общества».
Грейс перелистывала архивы ."Общества" с циничной ухмылкой, пока не наткнулась на незаконченный ответ Рубена автору на редкость бездарной автобиографической прозы. Это была некая дама из Сакраменто, по всей видимости, старая дева. Он писал, что возвращает ей деньги, и в самых деликатных выражениях советовал попробовать свои силы в выращивании цветов или вышивании.
Глубоко задумавшись, Грейс привела в порядок содержимое ящиков и вновь заперла их при помощи все тех же шпилек. Через несколько минут, когда входная дверь открылась, она с невинным видом сидела на продавленном диване, углубившись в газету, и даже не подняла головы, пока Рубен пересекал комнату. Только когда он повернул к лестнице, она бросила на него случайный взгляд, и этого оказалось довольно, чтобы заставить ее вскочить.
– Силы небесные, что с тобой стряслось? – вскричала она, отбрасывая газету.
Вместо ответа он продолжил путь наверх, еле втаскивая ноги на ступеньки и держась рукой за ребра, словно боялся рассыпаться на части. Очутившись на площадке, Рубен повернул прямо к ванной, и Грейс, ни минуты не колеблясь, прошла туда вслед за ним.
– Да что с тобой? – повторила она. – Можно подумать, тебя трамвай переехал!
Рубен, шатаясь, добрел до раковины, взглянул на себя в зеркало и застонал. Мысленно Грейс ответила тем же: многочисленные ссадины и порезы у него на лице сочились кровью, нижняя губа была рассечена, равно как и левая бровь, – похоже, от удара кастетом, – над носом тоже кто-то славно потрудился, хотя он вроде бы и не был сломан.
– Сядь, – приказала Грейс.
Она взяла его за руку, очень осторожно и нежно, как ей самой показалось, но он взвыл от боли. Она отпрянула.
– Можешь сказать толком, в чем дело? Рубен опустил крышку ватерклозета и со стоном уселся на него.
– Они устроили мне «темную».
– Кто?
– Крокеры.
Грейс вспомнила, как все пятеро трогательно теснились на диване, словно щенята в корзине.
– Не может быть! Ни за что не поверю.
– Можешь поверить. Доказательства налицо.
– Да, но за что?
Она нашла чистое полотенце и начала наполнять раковину горячей водой.
– Это скверная история, Грейс. Не для дамских ушей.
С ее губ сорвалось совсем не дамское выражение. – Зачем они это сделали? Что они имеют против тебя?
Рубен опять заорал нечеловеческим голосом, когда Она прижала к его брови смоченное в горячей воде полотенце.
– Ты же не малое дитя! Потерпи. Сиди смирно, надо промыть рану.
Рубен откинулся назад, уклоняясь от ее руки, и стукнулся затылком о трубу, ведущую к баку для воды над головой. Дальше пути не было. – Пациент Джонс! Не морочьте мне голову, а не то я промою рану спиртом!
– Спиртом?
Его лицо вдруг просияло.
– Слушай, Гусси, я тебя умоляю: открой верхний правый ящик у меня в комоде, там на дне под бельем пинта бурбона[11].
Не говоря ни слова, Грейс бросила полотенце в раковину и отправилась в спальню. Найдя бутылку, она отвинтила пробку и отхлебнула немного, задержав дыхание, чтобы не закашляться. В конце концов, сказала она себе в оправдание, смывать кровь с лица мужчины – это вам не пикник на лужайке.
– Спасибо, – поблагодарил Рубен, когда она протянула ему бутылку. – Хочешь глоточек?
– Нет, благодарю вас, – ответила она с видом оскорбленной добродетели. – Я не употребляю крепких напитков.
Он приветственным жестом поднял бутылку, как будто собираясь чокнуться, и жадно припал к горлышку. После этого ему немного полегчало, и дело пошло веселей. Поминутно прикладываясь к бутылке, Рубен становился все более словоохотливым; к тому времени, как Грейс промыла ссадины и налепила пластырь на самые глубокие порезы, он успел выложить ей эту безрадостную историю.
Все началось около месяца назад, когда он отправился в Стоктон «по делам», а также в надежде хорошенько поживиться при игре в покер. Когда с «делами» было покончено, Рубен начал играть по- крупному с пятью партнерами, четверо из которых были братьями. Сыграв пару партий, он понял, что кто-то из них передергивает, но никак не мог вычислить, кто именно. Лишь проведя за игрой несколько часов, он наконец догадался, что все они в сговоре и мухлюют по очереди. К тому времени сам он проигрался вчистую.
В последнем круге он решил поставить на кон свое излюбленное детище – несуществующий серебряный рудник «Олд Блю», липовые акции которого повсюду брал с собой, то продавая их, то проигрывая в карты, в зависимости от обстоятельств. Предполагалось, что акции стоят не меньше двух тысяч долларов. Крокеры опять побили его – три туза и две дамы против четырех жалких троек. Рубен расплатился акциями и поспешил убраться из города.
И на кого же он наткнулся в «Карточном дворце» Макдугала на Керни-стрит не далее как две недели спустя? На эту дружную пятерку! В Стоктоне Крокеры соврали, будто они местные, по совершенно понятной причине: чтобы не тащить за собой в Сан-Франциско хвост дурной славы карточных шулеров. Рубен и сам не раз так поступал. Не удивительно, что братья держали на него зуб и хотели поквитаться за акции, но Рубен, используя свое природное обаяние, сумел их утихомирить и выторговал себе две недели отсрочки. Срок вышел как раз в это утро.
Грейс содрогнулась, вспомнив скрипучий голос старшего из Крокеров.
– А я-то подумала: и откуда он взялся, такой. вежливый? Теперь как вспомню, так мороз по коже.
– Да, Линкольн умеет произвести впечатление, – согласился Рубен, осторожно проверяя, целы ли. ребра. – Но сейчас я вспоминаю о нем даже с благодарностью. –Это еще почему?
– Только он один меня не бил.
На нее такое благородство шулера не произвело должного впечатления, – К тому же он проявил великодушие и дал мне еще неделю отсрочки.
– Великодушие тут ни при чем, – презрительно отмахнулась Грейс. – Просто ему хватило ума сообразить, что с мертвого они вообще ничего не получат.
– Да, это соображение тоже упоминалось, Рубен с трудом поднялся:
– А теперь я хотел бы Прилечь.
Грейс проводила его в спальню и не стала спорить, когда он улегся в постель, на которую она уже привычно смотрела как на свою собственную.
– Почему бы тебе не снять башмаки? – спросила она, потянувшись за сложенным в изножии постели одеялом.
– Не могу. У меня руки-ноги не гнутся. Ты мне не поможешь? Ах, сестра Августина, да вы просто ангел
