повсюду – он превратил комнату в миниатюрный музей естествознания. Все свободные поверхности были завалены либо книгами, либо предметами, о которых он читал: листьями, прутьями, камнями, засушенными ягодами, кусочками коры, птичьими гнездами с пустой яичной скорлупой, бесчисленными мертвыми насекомыми и много чем еще. Для некоторых вещей у нее даже не нашлось названия – до того причудливо и странно они выглядели. Однако сам Майкл был просто одержим подбором названий для окружавших его предметов.
Пятно яркого цвета привлекло ее внимание к столу, стоявшему у камина. Посреди царившего на столе хаоса Сидни обнаружила раскрытый альбом для рисования, подаренный ею взамен того, который испортил 0'Фэл-лон. Осталось всего несколько чистых страниц; все остальные Майкл заполнил цветными рисунками с изображением… Сидни с любопытством перелистала альбом. Яркость образов поражала глаз, хотя изобразительная сторона так и осталась для нее загадкой. Что это? Дерево? А это? Птица? Человеческая фигура? Главным образом она различала цвета – крупные, ослепительно яркие пятна и небольшие, часто повторяющиеся, очевидно, наспех сделанные зарисовки. Все вместе производило настолько сильное впечатление, что сам предмет изображения, затерявшийся среди сочных красок, уже не имел решающего значения.
Сидни наклонилась ниже, пристально разглядывая мазки и линии.
В следующий раз надо будет подарить ему акварельные краски. Сидни решила сделать это прямо завтра, не откладывая.
Она уже повернулась, собираясь уходить, и вдруг застыла на месте, услышав донесшийся из спальни Майкла женский голос. Ингер, сразу догадалась Сидни. Разговаривает с Майклом или сама с собой? Сдерживая вдруг охватившее ее волнение, Сидни толкнула прикрытую дверь в спальню.
Майкл увидел ее первый. Он перевел сосредоточенный и недоуменный взгляд с Ингер на Сидни, словно обе женщины в эту минуту представляли для него одинаково неразрешимую загадку. В остальном он сохранил неподвижность, сидя на краю кровати бок о бок с Ингер, которая прижимала его руку к своей пышной, казавшейся особенно высокой из-за корсета груди И улыбалась ему, прикрыв глаза.
Ей пришлось открыть глаза, когда Сидни распахнула дверь настежь с такой силой, что ручка, стукнувшись о стену, оставила вмятину на штукатурке.
– Ой! Мэм! – вскричала Ингер, вскакивая и заливаясь пунцовым румянцем. – Я… я застилала постель, а он мне помогал, – пролепетала она, пятясь, словно боясь, что Сидни может ее ударить.
А Сидни была очень близка к этому.
– Я вижу, как он тебе помогал, – проговорила она ледяным тоном, стараясь не выдать своих чувств.
– Мы ничего такого не делали, мэм!
Густая прядь белокурых волос, собранных в пучок на затылке Ингер, выбилась из прически и упала на полуголую грудь, прикрывая сосок. Девушка вот-вот готова была разрыдаться.
– Мы просто сидели, честное слово. Прошу вас, мэм, не уфольняйт меня…
– Иди и займись еще чьей-нибудь постелью, – резко оборвала ее Сидни, пока Ингер опасливо пробиралась к двери. – И держись подальше от Майкла, ты меня слышишь?
– Да, мэм.
– Ты обучаешь его скверным вещам!
– Да,мэм! Ингер бросилась наутек. Топот ее шагов быстро затих, но впечатление было такое, будто она, убегая, оставила в комнате все свое смятение и неловкость. Сидни не знала, что ей делать – то ли пуститься вслед за Ингер, то ли обратиться с выговором к Майклу. Протекла томительно долгая пауза, пока не скрипнули пружины кровати. Это означало, что Майкл поднялся на ноги. Однако, наблюдая за ним в зеркало, она убедилась, что он смотрит в пол, а не на нее, и на его красивом лице написано скорее замешательство, чем раскаяние.
Сидни собралась духом и повернулась к нему лицом. Почему именно она обязана прервать это мучительно затянувшееся молчание?!
– Неужели тебе совсем нечего сказать в свое оправдание? Он почесал затылок.
– Я сделал что-то нехорошее. А что?
– Что?! Ты… ты…
Она осеклась на полуслове. О, ей хотелось заорать на него, обрушить ему на голову целый град ядовитых замечаний. Пришлось сдержать себя усилием воли.
– Ты сердишься из-за Ингер? Из-за того, что мы с ней делали?
Он указал на открытую дверь, словно она могла позабыть, кто такая Ингер. В его голосе не было ничего, кроме невинного удивления.
– Я не сержусь, – ответила Сидни, отрицая очевидное. – Но, Майкл, ты не должен впредь делать такие вещи!
– Почему? Ты же делала это с Вестом, – возразил он.
– Это совершенно разные вещи, вот и все. Я хорошо знаю Чарльза. Мы были практически помолвлены!
До него наконец дошло, что Сидни расстроена; он смотрел на нее пристально и настороженно.
– Но Ингер сказала, что ей это нравится. Думаешь, я сделал ей больно?
– Нет, конечно, нет.
– Я не делал ей больно.
– Я знаю. Я не могу тебе объяснить, – пробормотала Сидни, отворачиваясь от Майкла. – Спроси моего брата, он все тебе объяснит.
– Спросить Сэма? Он что, дурачит ее? Нет, быть того не может.
– Ну, конечно же, не Сэма! Майкл, неужели ты действительно ничего не понимаешь?
– Я вижу, что ты сердишься. Ты говоришь, что не сердишься, но это не так. Мне очень жаль, что я тебя расстроил. Я больше никогда не дотронусь до Ингер, раз тебе это не нравится.
Сидни всплеснула руками и бессильно уронила их.
– Дело не в том, нравится мне или нет, и я повторяю тебе: я не сержусь! Ты не первый мужчина, пристающий к горничной, и-я уверена! – не последний. Нет, это в самом деле меня совершенно не касается. Можешь делать, что твоей душе угодно, Майкл, но я дам тебе один совет: в следующий раз не попадайся мне на глаза.
Глупо было отрицать, что она сердита. Она была в такой ярости, что никак не могла овладеть собой. А все этот его невинный вид! Он бесил ее до чертиков. При одном взгляде на его лицо ее начинало трясти. Сидни поспешно вышла из комнаты, с трудом удержавшись, чтобы снова не хлопнуть дверью.
Тетя Эстелла закрылась с профессором Винтером в его кабинете и пыталась втолковать ему что-то по поводу благотворительного бала, который намеревалась устроить в конце лета. Он, как всегда, ее не слушал. Сидни никак не могла решить: хорошо это или плохо, что придется говорить при них обоих. Что ж, по крайней мере, ей не нужно будет повторять плохую новость дважды.
– Ах это ты, Сидни! Вот и хорошо, – приветствовала ее тетушка, прервав на полуслове свои рассуждения. – Сидни, постарайся растолковать своему отцу: все, что от него требуется, – это пригласить на бал мистера Фелпса лично. Что может быть проще? Это должно выглядеть совершенно естественно. Я, разумеется, пошлю миссис Фелпс официальное приглашение, но если ты сам замолвишь словечко ее мужу, Харли, я думаю, нам действительно удастся их заполучить. Харли, ты меня слушаешь? Сидни, скажи своему отцу…
– Тетя Эстелла… Папа… Я должна вам кое-что сказать.
Они оба повернулись к ней, встревоженные ее тоном, и Сидни попыталась его смягчить.
– Я уверена, что беспокоиться не о чем, но… Дело в том, что Сэм куда-то пропал.
– Пропал?
– Миссис Харп говорит, что после завтрака он вышел поиграть во дворе, и с тех пор она его не видела. Миссис Харп была экономкой.
– Он не пошел купаться, – торопливо добавила Сидни, и они сразу же успокоились. – Его купальный костюм на месте, и миссис Харп говорит, что видела, как он пошел к дороге, а не к озеру. Возможно, он просто заигрался где-нибудь и позабыл о времени.
– Ты хочешь сказать, что он не явился домой к чаю?
