– Каким образом?
Броуди пропустил вопрос мимо ушей. Ему самому не терпелось спросить ее кое о чем.
– Почему ты никому не рассказала про деньги? Почему Дитц до сих пор не арестовал меня?
Она смутилась и покраснела, попыталась обойти его стороной, но он уперся руками в книжную полку по обе стороны от нее, не давая ей уйти.
– Ну? Что скажешь, Энни? Почему ты меня не выдала? Ты ведь даже Эйдину не сказала, не так ли?
Анну охватила дрожь. Она не ожидала, что он задаст ей такой вопрос. Вот ублюдок! Почему он не может просто взять то, что она ему дала, и оставить ее в покое? Неужели он хочет еще и помучить ее напоследок?
– Стивен всем расскажет. Он сказал, что подождет несколько дней, а потом объявит об этом во всеуслышание.
– Но почему не ты сама? – упорствовал Джон, наклоняясь ближе к ней. – Почему не сейчас?
Он прекрасно знал, почему! Анна чувствовала себя беспомощной, она не в силах была солгать или вообще хоть что-нибудь сделать, просто стояла, не глядя ему в глаза, и ждала, что вот-вот он ее поцелует. Ей так хотелось, чтобы он ее поцеловал! Она мечтала об этом! Может, ей только почудилось, или она сама действительно наклонилась вперед, тихонько поднимая лицо к нему навстречу? Если бы он коснулся ее сейчас, она бы исцелилась, пусть хоть на минуту. Дело стоило бы того.
Ее глаза закрылись.
Она ничего не услышала, но что-то подсказало ей, что его нет рядом. Когда Анна открыла глаза, Броуди удалялся быстрым шагом и был уже на полпути к двери.
– Джон! – тихо окликнула она, надеясь, что он не услышит, и втайне молясь, чтобы услышал. Он не остановился.
* * *
– Но ведь когда-то ты его любила, Милли? Хоть в самом начале, когда вы поженились!
– Ну разумеется, я была в него влюблена. Он мне казался божеством, я любила его безумно! И я искренне верила, что он спасет меня от одуряющей скуки, царившей у меня дома.
– Неужели тебе так плохо жилось дома?
– Ты же знаешь, как это было: гораздо хуже, чем у тебя до свадьбы с Николасом. Визиты, ответные визиты, прием визитеров, оставление карточек. Написание писем и чтение писем вслух. Прогулки. Рукоделие! Шкатулки из ракушек, гербарии с водорослями, восковые цветы…
Анна прервала подругу горьким смехом, вспоминая, как все это было.
– Но работать по-настоящему, – продолжала Милли, – делать что-то полезное, привнести какой-то смысл в свою жизнь – боже сохрани! Не ровен час, люди подумают, что ты нуждаешься в деньгах!
– Ужас!
– Поэтому вся суть жизни высшего сословия заключается в абсолютной праздности.
Подруги обменялись понимающими взглядами.
– Разве твою тетку не возмущает, что ты чуть ли не каждый день отправляешься на верфи вместе с Николасом, а теперь у тебя есть даже собственный кабинет?
– Да, она просто в шоке. Даже говорить об этом не может, – кивнула Анна.
– Видит бог, Анна, я тебе завидую. У тебя есть все: замечательный муж, не мешающий тебе делать любимую работу, а когда-нибудь будут и дети…
Анна попыталась улыбнуться, но безуспешно. Ей хотелось сказать Милли, что завидовать нечему, тогда подруга могла бы ее утешить. Никогда у нее не будет детей. Мужа у нее тоже нет. А снисходительное отношение Николаса к ее работе объяснялось не добротой, а равнодушием.
Она опустила чашку на блюдце и поставила на столик. Гостиная на Лорд-стрит была скудно обставлена старой, разнокалиберной мебелью, но тем не менее казалась тесной. Здесь всегда было сыро и почти всегда полутемно. От полного убожества обстановку спасали только мелочи, отвечавшие тонкому, хотя несколько эксцентричному вкусу самой Милли: забавные картинки, вырезанные из журналов и приклеенные к обшарпанным стенам, индийский ковер с экзотическим орнаментом, в основном скрывающий обивку старого дивана, коллекция свечей всех цветов и размеров на каминной полке, самодельная этажерка для книг.
Постоянной прислуги не было, только одна молоденькая служанка приходила после полудня на час с небольшим, чтобы прибраться и принести Милли обед из соседнего ресторанчика. Но несмотря на все неудобства и разительную перемену, наступившую в условиях жизни подруги по сравнению с прежними временами, в этот день Анна подметила в Милли некую оживленность – и это было не просто нервное возбуждение, а настоящая радость жизни, которой она не видела уже долгое время.
– А как у тебя все складывалось с Джорджем в первое время? – робко спросила Анна, старательно расправляя складки платья на коленях. – Каково это было – чувствовать себя влюбленной?
– Ну это уж тебе лучше знать, – усмехнулась Милли. – Ты восемь лет была влюблена в Николаса.
Анна на секунду прервала свое занятие.
– А как ты… У тебя было…
Господи, что за нелепость – она не могла связать двух слов в разговоре со своей лучшей подругой!
– Ты когда-нибудь испытывала плотское наслаждение? – спросила она напрямую, слегка краснея, но радуясь, что вопрос наконец-то прозвучал.
Вместо ответа Милли встала и подошла к накрытому салфеткой трехногому столику у окна. Она открыла шкатулку и что-то вынула. У Анны рот открылся от изумления, когда она увидела, что это пахитоска <Дамская папироса.>.
– Хочешь попробовать?
Не переставая удивляться, Анна отрицательно покачала головой.
Милли чиркнула спичкой по кирпичной стенке камина, зажгла пахитоску, затянулась и выдохнула облачко дыма.
– Вообще-то это манерность. На самом деле мне вовсе не нравится курение.
Она повернулась спиной к камину, скрестив руки на груди и держа пахитоску поверх левого плеча.
– Когда я вышла замуж за Джорджа, мне было меньше лет, чем тебе сейчас, а главное, я была гораздо более невежественной.
– Разве такое возможно?
– Это невероятно, правда? – воскликнула Милли. – Просто не верится, насколько женщины невежественны во всем, что касается вопросов пола! Но я твердо убеждена, что именно такими мужчины и хотят нас видеть. Это дает им еще большую власть над нами. Извини, мы отклонились от темы.
Она взмахнула пахитоской в воздухе, словно давая понять, что больше не оседлает своего любимого конька, потом снова глубоко затянулась, но на этот раз не выдохнула сразу. Анна следила зачарованным взглядом, как дым короткими, как будто рублеными, порциями выходит у нее изо рта и из ноздрей при каждом слове.
– Когда мы впервые занимались любовью после свадьбы, мне это не понравилось.
Анна сочувственно кивнула, вспоминая свой собственный опыт. Потом она улыбнулась, предвкушая продолжение истории.
– А во второй раз? Что было потом?
Милли швырнула пахитоску в камин и отвернулась.
– Потом… Потом стало неизмеримо хуже. Стало просто невыносимо.
Улыбка Анны угасла.
– О, Милли…
Она встала, не зная, что делать дальше. Не по этой ли причине Милли оставила Джорджа? Анна подошла к подруге, взяла ее за руку, отбросила темный локон со щеки, чтобы заглянуть ей в лицо.
– Он делал тебе больно? Да, Милли?
Милли рассмеялась коротким горестным смешком:
– Да. Иногда. Нарочно. Я была так наивна, что даже не знала… поверишь ли, в течение многих лет я не подозревала, что с ним не все в порядке. Я думала, все мужчины такие.
Губы у нее задрожали, но глаза остались сухими. Она опять отвернулась.
– Возможно, они действительно все такие, откуда мне знать?
Анна подумала о Джоне. Даже в худшие свои минуты, когда он бывал груб и жесток, он все-таки
