усовершенствования. Я все же верю в это, и хотя я начинаю думать, что, может быть, SFWA должна спонсировать два комплекта премий — прежний (за научно-фантастические произведения) и второй (за фэнтези), при этом писатели сами решают, в какую группу следует отнести их произведения, — меня, в общем-то, устраивает и существующая система.
В заключение расскажу одну правдивую историю. Весной 1974 года две моих повести должны были участвовать в финальном голосовании. Я печатал рассказы в течение неполных четырех лет, и выдвижение моих работ на конкурс заставило меня витать в облаках.
В это время я преподавал композицию и литературу в университете Джорджии в Афинах, а один из моих друзей учился на юридическом факультете. Я, светясь простодушной гордостью, рассказал ему, что два моих рассказа претендуют на получение премии 'Небьюла'. 'Небус?' — переспросил он. 'Небьюла', — ответил я и детально объяснил, что из себя представляет эта премия и почему это так важно.
Мой друг уставился на меня. Лицо его начало подергиваться. У него начались приступы громкого смеха. Каждый раз, когда он перехватывал мой взгляд, приступ смеха, если он начинал затихать, овладевал им снова. Я смотрел на него с изумлением. Наконец я понял смысл и причины его смешливости и тоже начал смеяться. Он не имел в виду, что 'Небьюла' — это 'золотая медаль специальной олимпиады в литературе'. Просто перед лицом вечности моя забота о шансах двух моих безвестных рассказов выглядела… комично.
Пер. по изд.: Amazing Stories, April 1989
Публикуется со значительныыми сокращениями
Перевод (C) Андрей Чертков, 1994
СИДОРКОН-94: Подступы к осмыслению
Здравствуйте, Сергей и Андрей!
Спасибо за 'Оберхам'. Прочитал в тот же день. Мне кажется, что материал под названием 'Стенограмма заседания' очень плох и не заслуживает включения куда бы то ни было. Не смешно и, главное, не к месту. Что касается всего остального…
Дневник Николаева, занявший центральное место в номере, бесспорно, заслуживает внимания. Но. При чтении меня не оставляла мысль, что я читаю личное письмо Андрея Николаева, не предназначенное мне. Было некоторое чувство неловкости, словно я заглянул тебе за спину в тот момент, когда ты делился со своим другом впечатлениями о прошедшем.
Если ты, Андрей, это ощущение читателя запланировал, то тогда твой замысел вполне удался. Мне кажется, что ты весьма верно (хотя и в нескольких местах поверхностно — скорость, скорость…) передал общую атмосферу кона. Тебе даже удалось изобразить меня человеком пьющим, что сильно повышает мои акции в глазах фэндома.
И еще (чтобы больше не касаться). О 'Страннике'. Мне кажется, что сейчас любые споры об этой премии (голоса 'против' или даже агитация 'за') роняют наш корпоративный престиж. Премия есть. Занимает она такое-то определенное место. Все обиды или оправдания низводят фантастическое дело, которому мы служим (прошу простить за высокий штиль!), до уровня окололитературной тусовки. И мне, как критику, становится душно в этой атмосфере мелких обид и упреков и хочется въехать куда-нибудь в нефантастическую область и всю оставшуюся жизнь писать, например, о постсоветском детективе, или о любовном романе. Или _только_ о творчестве моего любимого Вити Пелевина, чей неприезд (в контексте всех этих споров) делает его позицию выигрышной необычайно.
Не надо нам самим казаться хуже, чем мы есть на самом деле. Мы лучше на самом деле. Ведь ясно же, что мы работаем не для того, чтобы получить из рук хороших людей несколько сот грамм качественной бронзы. Не надо путать причину и следствие. 'Я вас умоляю' (цитата, не помню только из кого. Кажется, из монтера Мечникова. Или из Хасбулатова).
Теперь снова об 'Оберхаме'.
Статья А.Легостаева 'Дельный совет'. Вы, товарищ Легостаев, убедительно доказали, что писания отечественных авторов, получивших 'Улитку', имеют отношение к сов. действительности. Этим-де и чрезвычайно похожи друг на друга. Предлагаю еще один критерий сходства: все авторы произведений- лауреатов когда-нибудь ели огурцы. Свежие или соленые.
Статья А.Привалова о голосовании на 'Интерпрессконе'. Меня в А.Привалове (как и его друге из г. Москвы А.Свиридове) подкупает незатейливо-снисходительное отношение к публике на 'Интерпрессконе'. Отношение очень в духе советских вождей, которые считали народ безмозглым объектом пропаганды, и были уверены, что эту бестолочь легко загипнотизировать _чем_ угодно. Возможно, я пристрастен. Но мне кажется величайшей космической глупостью ставить в упрек авторам нормальное желание, чтобы читатели прочитали их творения и САМИ сделали вывод, хороши они или плохи. Или, по мнению А.Привалова и А.Свиридова, человек, получивший в руки книжечку в светло-синей (или там разноцветной) обложке, уже был обречен (загипнотизирован, зомбирован, принужден?) остановить свой выбор именно на этом произведении? Особенно восхитили меня суждения уже упомянутого А.Свиридова в № 4 (кажется) 'Фэн- Гиль-Дона' по поводу д-ра Р.С.Каца. Оставим в стороне хамский и бестактный намек на кончину профессора (слухи о смерти которого, разумеется, сильно преувеличены!). Свиридов довел дурноватые суждения А.Привалова до абсурда, обвинив вашего покорного слугу в том, что любой желающий мог получить у меня книгу, включенную в список. Правильнее, конечно же, было читателям книг вовсе не давать, предполагая, что на них сойдет каким-то образом дух святой и они сами, без чтения, все сообразят. По принципу: 'Я книги товарища Каца не читал, но скажу…'
М-да, господа Привалов и Свиридов — большого ума мужчины. Впрочем, и с моей стороны, разумеется, не многим умнее сейчас писать все эти строки. Безумие подобных господ тем и ужасно, что затягивает. И ты уже, сам того не замечая, начинаешь оправдываться в том, что никогда в жизни не ел мыла и не служил в гестапо. Бррр. Кретиниссимо. Вроде бы плевать: пусть, если хотят, считают, что угодно. Но дурацкие чувства (собственного достоинства или что-то вроде этого) вынуждают вступать в дурацкий спор. Или, может быть, авторы подобных суждений полагают, что честное нормальное соперничество как бы бесчестно априори? Если в этом есть какая-то сермяжная правда, то согласен в следующий раз вообще отказаться от борьбы — от 'беззастенчивого рекламного прессинга' и вообще просить номинационную комиссию не включать моих статей в список. Иначе в самом деле может сложиться идиотское впечатление, будто я занимаюсь своим делом 'для дяди'. Хотя, как известно, я этим занимаюсь для денег.
Роман Арбитман
'…А все же странным было это действо, донельзя, до фантасмагоричности странным…'
Так начинает свою статью 'Интерпресскон, Странник, Бронзовая Улитка…' ('КО', 24.05.94) Людмила Нукневич из Риги. А затем задает вопрос 'Что останется в активе конференции? Если оставить безумно дорогую по нынешним временам возможность творческого общения…и приятность акции парада награждения победителей?'
'— …Не знаю…'
Но вот Андрея Анатольевича (для тех, кто не понял — Николаева) никакие сомнения не тревожат:
'Сколько прекрасных людей вокруг… Предстоит провести вечер в приятных беседах… Прекрасная все-таки штука 'Интерпресскон', я без устали молюсь за Сидоровича… Сколько любимых лиц, сколько прекрасных встреч и содержательных разговоров… Встречаются старые знакомые… Реализуются три месяца напряженной работы, мечтаний, тщательного планирования мероприятий…'
Э-эх, господа, мне бы ваши заботы!
