гитлеровских полчищ, чтобы им с радостью сдаться в плен, а население, чтобы забросать их цветами. Все это — сущий вздор. Нет сомнения, что и в армии, и в населении были стихийные пораженческие настроения, и они, конечно, не могли не сыграть своей роковой роли, но надо все же знать, что речь идет о небольшой части армии и небольшой части населения.
Причин разгрома армии было несколько. Тут была, прежде всего, та тактика Красной армии, которая была расчитана не на оборону, а на нападение (Сталин, как известно, до последней минуты не верил в предательство своего друга — Гитлера); тут был и результат того, что в течение первых 9 часов войны немцы наступали, а приказа о сопротивлении им не было дано, ибо Сталин сидел где то на Кавказе, и никто без него не посмел распоряжаться. В результате, «уже на третий день войны войска Киевского и Белорусского военных округов были выведены из строя. Были убитые, раненные и панически бегущие. Мораль армии была сломана». Так свидетельствует бывший советский генерал Алексей Марков в «Сатурдэй Ивнинг Пост» от 13 мая 1950 года. Значит, в первые решающие дни фронт был из-за хаоса разрушен. Вероятно, не мало способствовало успеху «блитца» преимущество немцев в вооружении и в руководстве, т. е. в том, чем Сталин так умилялся при разгроме Польши.
Но кроме чисто военных причин были еще причины и политического, и психологического характера. В течение 22-х месяцев монополизированная Сталиным пропаганда не переставала вдалбливать народу в голову, что немцы — это друзья и миротворцы, а англо-американские «плутократы» — капиталистические «разбойники» (то же повторяется и сейчас). Многие вспоминали немецкую оккупацию во время Первой мировой войны и находили, что при сравнении с режимом Сталина все преимущества на стороне немцев. Что-то превосходящее Сталина в разбое, вообще, не представлялось.
Таким образом, причин, более или менее доброжелательного отношения к агрессору было много. Бывший советский офицер, перебежавший к немцам, Ал. Алымов довольно верно рисует настроение Ставрополя перед приходом немцев:
«В Ставрополе — с этого пункта начинается его рассказ — не встречали немцев с цветами и хлебом- солью, как это было несколько дней спустя в Пятигорске и Кисловодске, но в час их вступления, несомненно, весь город вздохнул полной грудью. Причины этого вздоха были различны. Убежденные враги большевизма видели в победе немцев разгром своего исконного врага; бывшие собственники — надежду на хотя-бы частичное возвращение их имущества, главным образом, отобранных домов; репрессированные и жившие по фиктивным документам (а таким не мало) — освобождение от вечного страха перед вездесущим НКВД; голодные — возможность насытиться; знавшие больше других радовались провалу намеченного большевиками «прощального часа» — разгрома города и, наконец, все вместе — тому, что страшный для обывателя момент перехода из рук в руки прошел безболезненно, без артиллерийского обстрела, уличных боев, больших пожаров и т. д. («Часовой» № 287).
Какой пестрый конгломерат причин!… Но здесь нет и намека на симпатии к нацизму. В силу столь шаткой почвы этого благожелательства не приходится удивляться тому, что так быстро портились отношения разочарованного населения с непрошенным «освободителем».
Но неверно представление, будто Красная армия, вообще, отказывалась сражаться. Два месяца ген. Власов — по его собственным словам — отстаивал Киев. Стало быть, было с кем отстаивать. «Смоленск был взят после упорной борьбы, в которой русские переходили в сильные контр-атаки». Уже в своих телеграммах к Сталину от 21 и 28 июля 1941 года Черчиль выражает «восхищение великолепной борьбой русских и теми тяжелыми потерями, которые они наносят врагу».[3]
Президент Рузвельт объявил в сентябре 1941 года, что русский фронт будет держаться, и Москва не будет взята. Громадная сила и патриотизм русского народа лежали в основе этого мнения.
Ген. Шалль, помощник начальника генерального штаба в ту пору (начальником был ген. Гудериан) показывал в Нюренберге, что перелом в настроении Красной армии произошел в районе Смоленск-Ельня, когда армия начала не только оказывать серьезное сопротивление, но и перешла в контр-атаки. При том, по словам ген. Шелля, раньше пленные красноармейцы говорили: «вы пришли освободить нас об большевиков», а после того: «мы — патриоты и защищаем нашу землю».
Ельня отмечается и в статье упомянутого ген. Маркова: «Маршал Тимошенко потерял 75 % своей армии у Ельни, чтобы задержать наступление германской армии на Москву». Потерять 75 % армии, отказывающейся сражаться, никак невозможно. Мы также знаем, что произошло далее под Москвой, где немцы потерпели серьезное поражение.
Наконец, мы имеем еще свидетельство Геббельса, который в своем дневнике под 27 января 1942 года отмечает: «Солдаты (красной армии) не желают сдаваться, как это обычно делается в Западной Европе, когда они окружены, но продолжают драться, пока их не убьют». А 6 марта 1942 года он уже подсчитывает, что до 20 февраля 1942 года немцы потеряли 905000 человек. Если бы Красная армия только мечтала о сдаче, то немцы не могли бы потерять за 8 месяцев почти миллион человек.
Таким образом, надо раз навсегда отказаться от этих, кой для кого весьма удобных, но совершенно неверных построений о том, будто Красная армия и русский народ только и мечтали, что о приходе немцев. Это представление ни в малейшей степени не отвечает действительности. Признавая наличие элементов пораженчества в армии и народе, необходимо в оценке его строго соблюдать пропорции. К тому же, это пораженчество было довольно скоро изжито даже и в этих своих скромных размерах. Этому способствовало то, что завоеватель очень скоро сбросил маску «освободителя народов» и явился русскому народу во всей реальности жестокого и бездушного поработителя.
3. МАСКИ ПАДАЮТ
Победы первых месяцев германского наступления были так велики, что у Гитлера началось неизбежное «головокружение от успехов», и он сбросил маску. Завоеватель перешел к реализации своих политических целей, как мы их видели выше. Еще в своей нацистской «библии» — «Майн Кампф» — Гитлер открыто писал: «Целью нашей будущей иностранной политики является не ориентация на Восток или Запад, а восточная политика в смысле обеспечения территории, необходимой для германского народа». Это была — цель.
Спустя 24 дня после нападения, на собрании, на котором присутствовали: Гитлер, Геринг, Розенберг, Кейтель и Борман. «Фюрер» заявил: «Мы не хотим наживать себе врагов заблаговременно. Поэтому мы будем действовать так, словно мы только выполняем временный мандат. Но в то же время мы должны ясно знать, что мы никогда не покинем эту страну». Наша задача: «господствовать, управлять, эксплуатировать. Никогда больше не будет вооруженной силы к западу от Урала. Мы никогда не позволим никому, кроме немцев, носить оружие… Наилучший выход расстреливать каждого, кто глядит в сторону».
Спустя год враги были уже прочно «нажиты» и потому наци перестали стесняться. В органе СС — «Дас Шварце Кор» от 20 августа 1942 года появилась следующая инструкция Гимлера:
«Наша задача состоит не в том, чтобы германизировать Восток, т. е. учить их языку и праву, а в том, чтобы добиться того, чтобы на Востоке жили люди только немецкой крови. Мы обеспечиваем сейчас на Востоке наше будущее, и это обеспечение не будет завершено, пока земля, приобретенная священными жертвами нашей крови, не будет полностью заселена нами и станет немецкой землей — немецкой по составу ее населения и по культуре, немецкой потому, что она вспахана немецким плугом».
Это уже было сказано открыто, и можно только удивляться, что это не помешало появлению именно в этот момент геббельсовского трюка «фиктивного политического движения». Но об этом дальше.
Цели похода были таким образом ясно указаны. Каковы могли быть средства? Только одно: уничтожение народа. Облеченный особыми полномочиями «Рейхсфюрер СС Гимлер» писал: «Русский народ должен быть истреблен, на поле битвы или по одиночке. Он должен истечь кровью». (Документ P.S. 1919).
Фельдмаршал Рундштедт поучал: «Мы должны будем уничтожить по меньшей мере одну треть населения присоединенных территорий. Самый лучший способ для достижения этой цели — недоедание. В конце концов голод действует гораздо лучше, чем пулемет, в особенности среди молодежи». Способ оказался весьма действительным.
Как мы уже знаем, миллионы красноармейцев были взяты в плен. Это, ведь, тоже часть населения,
