рабочем предместье Питера, в маленькой рабочей квартире подают обед. Хозяйка приносит хлеб. Хозяин говорит: 'Смотри-ка, какой прекрасный хлеб'. 'Они' не смеют теперь, небось, давать дурного хлеба. Мы забыли, было, и думать, что могут дать в Питере хороший хлеб'.
Меня поразила эта классовая оценка июльских дней. Моя мысль вращалась около политического значения события, взвешивала роль его в общем ходе событий, разбирала, из какой ситуации проистек этот зигзаг истории и какую ситуацию он создаст, как должны мы изменить наши лозунги и наш партийный аппарат, чтобы приспособить его к изменившемуся положению. О хлебе я, человек, не видавший нужды, не думал. Хлеб являлся для меня как-то сам собой, нечто вроде побочного продукта писательской работы. В основе всего; к классовой борьбе за хлеб мысль подходит через политический анализ необыкновенно сложным и запутанным путем.
А представитель угнетенного класса, хотя из хорошо оплачиваемых и вполне интеллигентных рабочих, берет прямо быка за рога, с той удивительной простотой и прямотой, с той твердой решительностью, с той поразительной ясностью взгляда, до которой нашему брату интеллигенту, как до звезды небесной, далеко… Ни тени смущения по поводу происшедшего: одно из сражений в долгой борьбе труда с капиталом'[11].
Связь подлинного вождя с народом представлена здесь с необычайной пластичностью. Петроградский рабочий выражает свою непосредственную реакцию на событие. Ленин с величайшей тонкостью подслушивает скрытый в этих словах глубокий смысл, извлекает из них немедленный урок для партийной работы, для верного направления партийной пропаганды.
Разумеется, если бы в историческом романе о событиях средневековья или XVII и XVIII веков было изображено такого рода взаимодействие, это было бы попросту неправдой. Оно и лежало по ту сторону кругозора классических основателей исторического романа. Случай, рассказанный Лениным, мы привели лишь для того, чтобы наглядно показать, что мы имеем в виду, говоря о связи между мышлением вождя исторического движения и непосредственной реакцией народа. И, в общей форме, хотя и в совершенно различных качественных проявлениях, она всегда налицо.
В истории, о которой пишет Вальтер Скотт, все герои руководятся 'ложным сознанием'; однако, оно никогда не схематично — ни по содержанию, ни с психологической точки зрения. Тем не менее, на протяжении всей истории между способностью к обобщению человека, свободного от непосредственного добывания средств к существованию, и мышлением человека, непосредственно трудящегося над созданием материальной основы жизни, всегда было различие. Так было до наших дней, и автор исторического романа должен был изобразить связь и взаимодействие между этими типами мышления возможно богаче и в соответствии с условиями того времени, в котором протекает действие романа.
Эта способность была одной из сильнейших сторон Вальтер Скотта.
Ему удается достигнуть такой живости и богатства в воспроизведении давно минувшей действительности благодаря тому, что он берет все многообразие взаимодействия между людьми, с одной стороны, и единой основой данного общества, пролагающей себе путь через все это многообразие как господствующий принцип — с другой. В связи с этим композиционный вопрос, — о котором мы уже говорили, обращая внимание на то, что в фабуле романов Скотта большие исторические фигуры, вожди борющихся классов и — партий всегда играют второстепенную роль, — предстает в новом освещении. Вальтер Скотт не Стилизует образы этих людей, не ставит их на романтический пьедестал. Но, несмотря на то, что он изображает их как людей с достоинствами и слабостями, с добрыми и дурными качествами, они никогда не производят мелкого впечатления: при всех своих слабостях, они действуют исторически- значительно. Конечно, это было возможно только благодаря глубокому пониманию своеобразия различных исторических периодов; но способность Вальтер Скотта выражать свое знание и чувство исторически- определенного человека, одновременно и величественно и человечно, основана, с художественной точки зрения, на особенностях его композиции.
Исторически значительный персонаж, взятый как второстепенная фигура романа, может до конца показать себя именно как человек, т. е. со стороны своих личных качеств, может, по ходу действия, свободно выявить прекрасные или мелочные черты своего характера; но такой персонаж вводится в действие таким образом, что все его личные поступки и высказывания приходятся на исторически значительные ситуации. Благодаря этому, его личность проявляет себя разносторонне и полно, но лишь в той мере, в какой его личные качества связаны с крупными историческими событиями.
Отто Людвиг очень тонко заметил о Роб Рое Вальтер Скотта: 'Он кажется еще значительней потому, что мы не следуем за ним по пятам; мы видим его только в те моменты, когда он значителен, он поражает нас своим вездесущием, он показывается только в интересной позиции' [11].
Дело здесь не в ловком техническом трюке (как уже мог понять читатель из нашего предыдущего изложения), а в художественно-композиционном выражении особого исторического восприятия жизни у Вальтер Скотта. Он пришел к такой композиции потому, что в личности больших исторических деятелей он уважал проявление решающих сил, движущих историю. Он находит поэтому для своего эпического творчества единственное средство, дающее возможность адекватно отразить действительность, не монументализируя на романтический лад великих людей прошлого, но и не опуская их до психологического уровня мелкого лавочника. Скотт делает своих исторических героев человечными и избегает при этом того что Гегель назвал 'психологией камердинера'-го есть подробного анализа мелких человеческих качеств, не имеющих ничего общего с историческим значением человека, о котором идет речь.
Но этот род композиции нисколько не препятствует тому, чтобы человеческие качества исторического лица были индивидуализированы вплоть до мельчайших подробностей. Герои Вальтер Скотта — это вовсе не только 'представители' исторических течений, идей и т. д. Великое искусство Скотта состоит в таком способе индивидуализации, при котором определенные, чисто индивидуальные, совершенно своеобразные черты характера исторического героя очень сложно, но вместе с тем и непринужденно связываются с временем, в которое эти герои живут, с общественным течением, которое они представляют и стремятся привести к победе. Скотт изображает историческую необходимость именно такой особой индивидуальности и одновременно необходимость той индивидуальной роли, которую эта личность играет в: истории. Своеобразная связь, имеющаяся здесь, определяет не только результат борьбы — победу или поражение, — но также исторически особенный характер победы и поражения, их историческое значение, их классовый опенок.
Одно из величайших достижений мировой литературы — характер Марии Стюарт, в котором сконцентрированы все черты, заранее предопределяющие неудачу и ее покушения на государственный переворот, и ее попытки бежать из заключения. Теневые стороны прекрасных качеств Марии Стюарт чувствуются задолго до того, как она сама предстает перед читателем: он угадывает их в подборе ее приближенных, подготовляющих государственный переворот, и в способе действия этих придворных. Поступки и мысли самой Марии Стюарт еще усиливают это чувство; ее поражение:-это только свершение того, чего мы уже давно ждали. С таким же мастерством, но совершенно другими техническими средствами, изображает Вальтер Скотт умственное превосходство и победоносность дипломатии французского короля Людовика XI. Вначале, в мелких стычках, мы видим только социальную и человеческую противоположность между королем и его свитой, состоящей в своем большинстве из людей, держащихся феодально-рыцарских традиций. Затем король исчезает со сцены и во всей середине романа не появляется ни разу. Он очень хитро навязал главному герою, рыцарски корректному Квентину Дорварду, опасную, почти невыполнимую задачу. И только в конце романа он появляется вновь, казалось бы, в совершенно безвыходном положении, как пленник в лагере герцога Бургундского — рыцаря-феодала, авантюриста, но политического дурака. Там, однако, пользуясь только умом и хитростью, король добивается такого преимущества, что, хотя роман и не кончается его выигрышем, читатель не сомневается в конечной исторической победе тех принципов, носителем которых Людовик XI является.
Такие, формы сложных, но в своей основе единых взаимодействий между представителями различных классов и партий, между общественными низами и верхами создают у Вальтер Скотта атмосферу той несравненной исторической подлинности, которая в каждом его романе вызывает к жизни определенный исторический период, притом не только особенное социально-историческое содержание, но и человеческие чувства, аромат и звучание эпохи.
Эта подлинность и осязаемость исторической атмосферы имеет своим источником народность
