творчества Вальтер Скотта, о которой забывают все больше и больше по мере того, как буржуазная культура и искусство идут к упадку. Уже Ипполит Тэн совершенно ошибочно утверждал, будто произведения Скотта пропагандируют феодальные взгляды. Эту неверную теорию переняли и развили вульгарные социологи, с той лишь разницей, что у них Скотт оказывается уже не феодальным писателем, а 'представителем' английских купцов и колонизаторов, английских империалистов того времени. Враг народа, троцкист Фридлярд, — который смастерил свою 'теорию' исторического романа лишь для того, чтобы китайской стеной отделить социалистическую культуру от классического наследства и оклеветать нашу культуру отрицанием ее социалистического характера, — этот псевдо-ученый 'историк' видел в Вальтер Скотте певца хищной колонизации.
Истина не имеет, конечно, ничего общего с такими утверждениями. Ее хорошо знали и современники Вальтер Скотта и его выдающиеся последователи. Жорж Санд имела право сказать о нем: 'Это писатель крестьян, солдат, людей забытых и трудящихся'.
Скотт показывает великие исторические перевороты как переворот в жизни народа. Исходной точкой для него всегда является изображение того, как действуют крупные общественные перемены на повседневную жизнь народа, какие материальные и душевные изменения они вызывают в той части общества, где люди, не зная причин случившегося, реагируют на него живо и непосредственно. Только на этой основе он изображает сложные идеологические, политические и моральные течения, с необходимостью возникающие вследствие исторических перемен.
Народность искусства вовсе не заключается в том, что писатель пишет исключительно о жизни угнетенных и эксплоатируемых: это было бы слишком узким пониманием народности. Как всякий великий народный писатель, Вальтер Скотт стремится изобразить жизнь всей нации и cложное переплетение борьбы ее; верхов и низов; его крепкая народная тенденция заключается в том, что именно в низах он видит и материальную основу событий, и источник, откуда писатель должен черпать объяснение их.
Именно так, например, изображает Вальтер Скотт центральную проблему средневековой Англии — борьбу саксов с норманнами в 'Айвенго'. Он очень ясно показывает, что противоположность между ними — это, прежде всего, противоположность саксонских крепостных норманнским феодалам. Но, оставаясь верным истории, Вальтер Скотт не ограничивается таким противопоставлением. Он знает, что часть саксонского дворянства, несмотря на то, что она лишилась политической власти и известной доли имущества, сохранила свои дворянские привилегии; он знает также, что именно эта среда была идейным центром восстания против норманнов. Но как истинно великий писатель Вальтер Скотт не превращает это дворянство в подлинного представителя народа, a рассказывает, что одна часть саксонских дворян была погружена в апатию и бездеятельность, а другая часть только и ждала случая, чтобы заключить компромисс с умеренной группой дворян-норманнов, представителем которой был король Ричард Львиное Сердце.
Белинский отмечает, что рыцаря Айвенго, героя романа (он сторонник дворянского компромисса) затмевают второстепенные фигуры; это совершенно правильно и эта форма исторического романа имеет здесь вполне очевидное историко-политическое, народное содержание. К фигурам, затмевающим Айвенго, несомненно относится его отец, храбрый и аскетический саксонский дворянин Седрик; но с еще большим правом это можно сказать о его крепостных Гурте и Вамбе и, главное, о вожде вооруженного восстания против норманнского владычества, о легендарном народном герое Робин Гуде. Таким образом, соотношение верхов и низов, которые составляют, вместе взятые, совокупность всей жизни народа, раскрывается здесь так, что исторические тенденции получают наиболее четкое и обобщенное выражение 'наверху', но подлинный героизм в борьбе за историческое право можно найти почти исключительно в 'низах'.
Точно такую же картину народной жизни Вальтер Скотт рисует и в других романах. В.'Вэверли' трагический герой Вик Иян Вор, поплатившийся головой за свою преданность Стюартам. Но подлинный, человечный, потрясающий, самоотверженный героизм мы находим вовсе не в этой двусмысленной и авантюристической фигуре, а в его свите из шотландского клана. Суд, приговоривший к смерти Вик Иян Вора и его сотоварища по клану Эван Дью, охотно помиловал бы последнего; но он сам предлагает, чтобы его с несколькими другими членами клана взвели на эшафот и освободили зато их предводителя. Во всей литературе мало найдется образцов такого скромного героизма, исполненного внутренним достоинством.
В таких образах с полной ясностью выступает единство народности и исторической правдивости Вальтер Скотта. Историческая правдивость означает для него верное воспроизведение) своеобразных форм духовной жизни, морали, героизма, самопожертвования, стойкости и т. д., обусловленных особенностями времени. Вот, что действительно важно в исторической правдивости Вальтер Скотта, вот, что составило эпоху в литературе, а вовсе не так называемый 'локальный колорит' описаний, о котором постоянно твердят; этот 'колорит'-только одно из многих вспомогательных художественных средств, оно служит главной цели и само по себе бессильно воссоздать подлинный дух прошлого. Скотт показывает, что большие человеческие достоинства, так же как и пороки и ограниченность его героев, вырастают, на определенной исторической почве. Не анализом, не психологическим объяснением представлений и понятий, а широким изображением самого бытия и процесса формирования из него мыслей, чувств, действий дает нам Вальтер Скотт живое ощущение своеобразного душевного склада, свойственного людям той или другой исторической эпохи.
Содержание романа раскрывается всегда в развитии интересной фабулы. Так', например, Вэверли впервые знакомится с кланом во время сговора клана о шотландским помещиком по поводу кражи скота. Эти люди ему еще так же непонятны, как и читателю. После этого он долго живет вместе с кланом, изучает его быт, обычаи, радости и печали. К тому времени, когда Вэверли отправляется вместе с кланом на войну, он, а вместе с ним и читатель, уже посвящен в своеобразие бытия и мышления этих людей, живущих еще в розовом союзе. В первой же битве с королевскими войсками Вэверли хочет спасти раненого английского солдата, в котором он узнал жителя своего поместья. Шотландцы сначала протестуют, они не хотят, чтобы врагу оказывалась помощь; но потом, когда они поняли, что раненый англичанин принадлежит к 'клану' Вэверли, они сами помогают Вэверли и отдают ему почести, как хорошему вождю.
Увлекательная история и потрясающий героизм Эван Дью могли быть показаны только в связи с самостоятельным изображением, по ходу действия, материального и морального своеобразия кланового быта. С той же стороны Вальтер Скотт подхрдит к изображению других форм героизма в минувшие времена (например, героизма пуритан).
Большая художественная цель, которую преследует Вальтер Скотт, восстанавливая — картины исторических кризисов, переживаемых народами, заключается в его стремлении показать, человеческое величие, которое пробуждается во времена потрясения всей жизни в лучших представителях народа. Нет сомнения в том, что эта литературная тенденция — сознательно или бессознательно — возникла под впечатлением Французской революции. Та же тенденция уже видна в единичных явлениях литературы непосредственно предреволюционного периода; прекрасный образец-это Клерхен из 'Эгмонта' Гете. Но для героизма Клерхен нидерландская революция — только внешний повод; по существу же он вызван ее любовью к Эгмонту. После Французской революции Гете находит еще более чистое и человечное вы- ражение для такого героизма в образе Доротеи. Ее скромность и сила, решительность и героизм возникают в связи с событиями Французской революции, их воздействием на судьбы близких Доротее людей. Как велико эпическое дарование Гете, видно из того, что он рисует героизм Доротеи в полном созвучии с ее скромным и простым характером, как нечто, всегда дремавшее в ней как возможность и разбуженное событиями, причем ни жизнь, ни психология Доротеи в своей основе не изменяются; когда объективная необходимость в героических поступках миновала, Доротея возвращается к своей обыденной жизни.
Безразлично, насколько Вальтер Скотт был знаком с этими произведениями Гете, знал ли он их вообще и как он их оценивал; во всяком случае, можно сказать с уверенностью, что он был наследником и продолжателем этих гетевских тенденций. Все его романы заполнены такими же человеческими судьбами, таким, же подъемом простого, внешне посредственного человека из народа к высокому и вместе с тем скромному героизму. Дальнейшее развитие этой тенденции, по сравнению с Гете, мы видим в том, что исторический характер, историческая специфичность обнаруживающего себя человеческого величия у Вальтер Скотта гораздо определеннее. Гете передает общие черты нидерландского народного движения или отзвуков Французской революции с большой правдивостью. Второстепенные фигуры из народа в 'Эгмонте' написаны очень точно и обладают определенными историческими чертами: в любом своем
