он, ежели внутри у него нет противоречия между личностью и классом, и т. д. в недрах капиталистического общества создал эпос. В противном случае, хочет доказать Переверзсв, мы должны согласиться, что взгляды Маркса и Энгельса на природу героического эпоса неверны.
Гвоздь вопроса здесь в том, что если бы социалистический уклад со всеми его надстройками, вплоть до развитых форм социалистической литературы, вызревал в недрах капиталистического общества, то отпадала бы необходимость в диктатуре пролетариата, в переходном периоде. Вот почему палимый, на первый взгляд, вопрос В. Ф. Переверзева — почему пролетарский эпос не создался в недрах капиталистического общества? — по существу ведет либо к отрицанию взглядов Маркса на античное общество и его культуру, либо к отрицанию необходимости диктатуры пролетариата.
Что это не обмолвка, видно из другого положения, выставленного В. Ф. Переверзевым в том же выступлении: пока существует пролетариат, нет социализма- социализм будет тогда, когда будет бесклассовое общество. Это меньшевистская точка зрения, товарищи. На реплику председательствующего Лифшица, что сейчас существует социалистическое пролетарское общество, следует ответ: да, это все-таки натяжка, потому что пролетариат есть класс, а социализм-это когда классов нет. Это опять-таки идет по той же линии.
Я не собираюсь по этим вопросам вступать в спор с В. Ф. Переверзевым, ибо для всех присутствующих эти вопросы давно решены. Я должна была все-таки говорить об этом, чтобы подчеркнуть, насколько методологические установки В. Ф. Переверзеза — вещь опасная и приводящая к совершенно определенным политическим выводам. Это должен понять до конца сам Переверзев и в особенности должны понять те товарищи, которые, не разделяя его концепции в мелом, скатываются к отдельным ее положениям. Их может сбивать с толку то, что эти методологические установки (по вопросу об эпосе, о жанрах и т. и.) не являются исключительной принадлежностью теории В. Ф. Переверзева; но нельзя забывать, что они взяты Переверзевым из буржуазной социологии или из вульгарно-социологических искажении марксизма. И надо помнить всегда. что вульгарный социологизм в специальной области может привести к совершенно определенным обще-политическим выводам.
Тов. Н у с и н о в. 'Лит. Энциклопедия' имеет традицию делать отсылки: когда перед нами встал вопрос о статье 'Авантюрный роман', мы сделали отсылку 'см. Роман'. Так на протяжении 8 вышедших томов у нас набралась целая куча таких отсылок, по которым сейчас надо ответить одной общей большом статьей 'Роман'. Оплатить эти наши векселя согласился т. Лукач и в его статье мы нашли ответ на целый ряд серьезнейших проблем. По инициативе 'Л. Э.' эта статья была поставлена на обсуждение в Комакадемии. Я считал чрезвычайно генным, что в дискуссии принимает участие В. Ф. Переверзев, который в течение ряда лет занимается историей романа; естественно было ждать от него интересных, дополнений. Но меня ждало большое разочарование.
В. Ф. много раз ссылался на свое положение историка литературы: я, мол, как историк, требую от вас, теоретиков, объяснения таких-то фактов. Такая постановка вопроса в корне порочна. Как может человек, считающий себя марксистом, устанавливать такое 'разделение труда'? Всего удивительнее слышать это от В. Ф., который много раз выступал, как теоретик. Я прекрасно понимаю, что это в известной степени полемический прием, и в этом смысле готов признать его закономерность, но полагал бы уместным, если бы вслед за этими словами 'историк' В. Ф. выступил также и как теоретик, который предлагает, вместо неудовлетворительных взглядов докладчика, свое объяснение исторических фактов.
В. Ф. напоминает нам, что был роман античный, был роман средневековым Я думаю, что если бы доклад делал далее не такой солидный ученый, как г. Лукач, а ученый много меньшей эрудиции, то и тогда было бы странно представлять себе, что он не знает этих фактов. Дело не в этом, а в соотношении буржуазного романа и всех этих романов. Полагаю, В. Ф., как историку, должно быть ясно, что ведущим жанром истории буржуазной литературы является ромам, тогда как значение романа в литературах до- буржуазных-второстепенное, третьестепенное. Ему должно быть известно и то, что самый характер романа античного, средневекового или эпохи Ренессанса глубоко отличен от буржуазного романа ХVIII и тем более XIX века. Заявлять, что роман был тогда роман есть и сейчас, это значит, во-первых, игнорировать самую сущность литературного процесса и это значит, во-вторых, поставить на голову проблему, обойти вопрос о трансформации жанра на различных этапах.
Основной вопрос: имеет ли роман для истории литературы в до-буржуазную эпоху такое же ведущее значение, какое он имеет для истории буржуазной литературы почему для истории буржуазной литературы роман является ведущим, основным, наиболее типическим, наиболее характерным жанром? Можно спорить о том — правильно ли объясняет эти явления т. Лукач. Но все эти споры будут плодотворными только тогда, когда будет признан сам основной факт. А если учесть этот факт, не придется говорить, подобно В. Ф. Пеpeвepзеву что, 'каким бы священным ни был авторитет', он не объясняет исторических фактов. Видите ли, эти славные авторитеты, основоположники марксизма, были не только теоретиками, но и историками культуры и учитывали всю историю искусствa, все значение эпоса в истории развития литературы. В. Ф. Переверзев, апеллируя неоднократно к своему положению историка, забыл значение этих основных исторических фактов.
В. Ф. отвергает аргументацию от Гегеля, Белинского. Как все знают, мы не, являемся последователями ни Гегеля, ни Белинского. Но нам ближе и дороже 'старые' Гегель и Белинский, чем то 'новое', что буржуазная мысль дала после них. Подчеркиваю это тем сильнее, что многое, противопоставляемое В. Ф. этому 'старому', примерно лет 10 тому назад в РАНИОНе — было также совсем не ново.
Переверзев спрашивает: как же, при капитализме не существовало эпоса, — а 'Генриада?' Достойно внимания, что Переверзев аргументирует тем произведением, которое Маркс привел как пример бессилии буржуазии создать эпос. Маркс писал, что когда буржуазия пытается создать эпос, то вместо 'Илиады' получается 'Генриада'. Но не менее интересна и дальнейшая аргументация В. Ф.: 'откуда вы знаете- спрашивает он — что 'Илиада' представляет собой большую художественную ценность, чем 'Генриада'? Какой у вас критерий художественности?' Это именно то старое, что я слышал 10 лет назад. (Переверзев: Я на 'Генриаду' не ссылался. Я ссылался на эпос, а к эпосу относится и 'Потерянный рай' и Вергилий и т. д.). Я не был в прошлый раз, но передо мною стенограмма. Я буду очень рад, если В. Ф. откажется от целого ряда утверждений, записанных в этой стенограмме. (Переверзев: Я стенограмму не исправлял. Я о 'Генриаде' не говорил ни звука. Реплика о 'Генриаде' была брошена, если не ошибаюсь, т. Лифшицем). На 53 стр. стенограммы я читаю следующее: 'Например, весь искусственный эпос, ну какая-нибудь 'Энеида' Вергилия (Л и ф ш и ц: 'Генриада'). Ну, да, та же 'Генриада', весь этот эпос он отметает. Почему? Разве он художественно не-совершенен? Но тогда какой критерий художественного несовершенства?' (Переверзев: Если отметать 'Лузиады', если отметать Мильтона, то уж не знаю, что для вас художественно). Я привел то, что сказано в стенограмме. Буду рад, если В. Ф. сейчас считает эти мысли неверными. Я знаю, стенографистки подчас неверно записывают. Но почему это в плохой, неисправленной стенограмме речи В. Ф. имеется целый ряд утверждений, которые я уже неоднократно от него слышал? Любопытное совпадение. Но, как бы то ни было, очень хорошо, если вы сейчас больше не думаете, что у нас нет объективного критерия художественности или что историк литературы не нуждается в таком критерии, потому что без объективного критерия художественности остается Эстетика гоголевского Петрушки, с одинаковым удовольствием читающего все, что ни напечатано.
Здесь уже цитировали то место из стенограммы В. Ф., где говорится, что так как пролетариат старше советской власти, он имел время, чтобы создать свой эпос. Читая эти рассуждения, я вспомнил старую теорию В. Ф. о параллельных идеологических рядах: литература ничего не порождает в философии, философия ничего не порождает в искусстве, в театре, — они лишь 'сосуществуют'. Тут явственный отзвук этой старой теории: пролетариат, независимо от советской власти, мог создать эпос, потому что политика не влияет на литературу. В этом смысле я и говорю, что вычитываю старое из вашего 'нового' выступления. И у меня, по совести говоря, большое разочарование; я надеялся, что в вопрос о романе, над которым вы 10 лет работаете как историк литературы, вы внесете цепную для нас лепту.
Остановлюсь еще на одном любопытном утверждении т. Мирского. В стенограмме т. Мирского сказано: 'Тов. Лукач поднимает вопрос на очень большую высоту: в его докладе нет мелкого социологизирования, нет всякой там дребедени с разными прослойками — капитализирующимся дворянством и т. п. вещей. Это я считаю очень большим достоинством статьи: буржуазия и буржуазия — больше ничего. Правильно. Идеи господствующего класса — суть господствующие идеи. Великолепно'.
