— Нахожу, — буркнул я довольно сухо, давая знать, что не настроен на светскую
беседу. Добавил нехотя: — Весна…
Неизвестный не обратил на тон внимания, расцвел, будто майская роза. Живо
повернулся, затараторил:
— Да-да, как я вас понимаю, молодой человек. Кстати, позвольте представиться –
Платон Варламович. Академик, историк и просто ценитель прекрасного.
— Александр, — проворчал я. С неудовольствием понял, что попался. Беседа начата,
имена раскрыты. Теперь будет хамством просто встать и уйти.
— Очень приятно! — любезно произнес Платон.
Протянул маленькую ладонь. Я глянул искоса: рука сухая как птичья лапка, темная
и шершавая, вся в синеватых переплетениях вен. Пальцы узловатые, хваткие, ногти
длинные, кое-где обломанные, с ободками грязи. Неряха. Но пришлось пожать.
Платон ухватил мою ладонь, потрусил в воздухе.
Я попытался выдернуть руку. Ощущение неприятное: как в капкан попал. Академик
удержал, спросил доверительно:
— Тоже любуетесь городом, Саша? Погодка чудо как хороша. Грех не погреться на
солнышке.
— Ага, любуюсь, — ответил я.
С усилием выдернул ладонь из клещей Платона. Историк опять не обратил внимания,
с вдохновением и пламенем в глазах принялся вещать:
— Да, красота спасет мир! Ведь вызывает только положительные эмоции. Человек,
живущий среди прекрасного, не думает о войнах, об убийстве себе подобных. Душа
чиста, наполнена любовью к сущему…
Отвернувшись, я скрестил руки на груди, закинул ногу на ногу. Постарался
смотреть куда угодно, но не на академика. Простейшая жестикуляция. Даже человек,
не знакомый с опусами психологов, чувствует — собеседник закрылся, не
воспринимает сказанное, ему не интересно… Платон заливался соловьем, со вкусом
рассуждал о великом: красоте, мироздании, судьбах бытия. Тарахтел без умолку,
неутомимый и словоохотливый. Совершенно не обращал внимания на отсутствие
должной реакции. А я сидел и с раздражением придумывал повод, чтобы уйти. Ясно
же — мужичок дорвался до общения. Теперь не отпустит, пока не изольет душу, не
поведает мысли, чаяния, надежды. Потом начнет вспоминать, расскажет о молодости,
нравах и культуре. Таким наплевать, что говорить: лишь бы найти свободные уши и
грузить, грузить ненужной информацией. А может вампир? Глянуть бы, но после
бабушек что-то перехотелось присматриваться.
— …в советское время люди были чище, искренней, — вещал историк. Внезапно
запнулся, спросил с хитринкой: — Кстати о душе, молодой человек… Не хотите ли
продать?
— Что? — не понял я.
Вопрос застал врасплох, выбил из колеи. Я быстро глянул на Платона, наткнулся на
абсолютно холодный и циничный взгляд. Маска — понял я. Корчил из себя
безобидного и увлеченного, ждал пока расслаблюсь. И не прогадал, я попался как
ребенок.
— Душу, конечно, — серьезно сказал академик. — Я хорошо заплачу. Думаю, тысяча
долларов в самый раз. Неплохие деньги за такую безделицу.
Платон полез в карман пиджака, вытащил толстую пачку помятых зеленоватых купюр.
Потрусил у меня перед носом, жестом фокусника спрятал обратно. Подмигнул и
ухмыльнулся.
— Интересно, — пробормотал я. — А договор?
— Конечно-конечно! — заторопился Платон, вытащил из другого кармана пару жутко
измятых листков с мелким текстом. — Я предусмотрел. В двух экземплярах, по
закону и никакого обмана.
— Расписываться надо кровью? — полюбопытствовал я.
— Вы поражаете догадливостью, Саша! — восхитился историк, тряхнул козлиной
бородой и обнажил кривые желтые зубы в улыбке. — Так что? По рукам? Тысяча
долларов на дороге не валяется.
В груди родился гнев, но тут же затух, испарился. В голове замелькали холодные и
спокойные мысли. Сохраняя невозмутимый вид, я взял одну бумажонку из рук
Платона, просмотрел. Стандартный договор купли-продажи. Покупатель обязывался
выплатить должную сумму, продавец — предоставить в полную и безоговорочную
собственность покупателю астральную сущность, впредь называемую «душа»… Оторвал
взгляд от строчек. Платон напряженно следил за мной затаив дыхание. От образа
добродушного прохожего не осталось и следа.
— Хорошая бумажка, мягкая… — хмыкнул я, отдал историку. — Возьмите. Помнете еще
немного и пригодится.
Нарочито расслабленно потянулся, зевнул и встал со скамейки. Академик округлил
глаза и возмутился:
— А как же деньги, Саша? Вам не нужны деньги?
— Что деньги? — сказал я с гордым и независимым видом, копируя какого-то
книжного персонажа. — Пыль! А душа вечная… Извините, Платон Варламович, пойду
домой. Загулялся. А баксы себе оставьте, вам нужнее. Больничку оплатить, от
шизофрении полечится…
Академик посмотрел на меня с неверием, нервно потеребил листы с договором. Я
улыбнулся, развернулся и неспешно пошел по аллейке. Отдалился на достаточное
расстояние и сделал вид, будто меня кто-то окликнул. Обернулся, скользнул
быстрым взглядом. Платон сидел там же, глядел мне вслед. Уже успел очнуться от
шока, окрысился. Лицо пунцовое, зубы ощерены в злобной гримасе. В маленьких
черных глазках сверкало бешенство.
Свернув за угол, я сразу перешел на бег. Страха не чувствовал. Больше чем уверен
— пожилой чудак не погонится. Однако перестраховаться надо. Пролетел несколько
кварталов на одном дыхании. Путал следы, мчался через дворы, глухие переулки. Но
перестарался, отклонился от курса и очутился в другом парке. Тут остановился и
перевел дыхание. Подергал футболку — совсем взмок.
Парк не такой как предыдущий. Намного меньше, но запущенней, глуше. Деревья
стояли одно к одному, свободное пространство оккупировал густой колючий
кустарник. Скамеек почти нет. А те, что остались, представляли жалкое зрелище –
в лучшем случае проржавевшие скелеты. Асфальт дорожек выкрошен, повсюду
колдобины, глубокие ямы. И тишина… Ни смеха детей, ни разговоров. Только воробьи
скакали по веткам, чирикали, перекликались. В густых кронах сверкало далекое и
чужое здесь солнце. Народ предпочитал гулять в других, более оживленных и
окультуренных парках и скверах. Здесь можно встретить лишь влюбленные парочки,
ищущие уединения. Экстрим — природа, густые кусты, риск оказаться застигнутыми
за интересным занятием.
Я поколебался, пошел по заброшенной аллейке. Если пересечь, то можно выйти как
раз к своему району. А там рукой подать до родимой девятиэтажки…
Влип, как муха в варенье… Сначала появились интересные способности. А следом как
мухи на мед набежали подозрительные личности. Платон Варламович… Хм… Интересно –
просто псих, или некто из колдовской братии? Фиг его знает! Но я правильно
сделал, что не купился. Слишком уж темный, слащаво-приторный. И предложение о
