дразнили меня. Мне было все равно, ведь мама всегда говорила, что брань на вороту не виснет. А вот Лайаму было не все равно. Он даже побил кого-то из ребят за то, что они меня обзывали. Ему тогда надолго запретили ездить в школьном автобусе, и мама возила нас в школу сама, а потом нам снова разрешили и мы ездили в автобусе, и я снова начал сидеть впереди, потому что водитель не позволял тем ребятам обзывать меня и ему не надо было для этого с ними драться. Это хорошо, потому что, если бы водителя побили, кто сел бы за руль? – сказал Колм и сам рассмеялся своему вопросу.
Анна улыбнулась вместе с ним, но внутренне содрогнулась. Ее сердце разрывалось от жалости – и не только к Колму, которому приходилось общаться с такими людьми и терпеть их издевательства, но и к Лайаму, которому запретили ездить в школьном автобусе за то, что он пытался защитить брата.
Интересно, сколько раз за все эти годы Лайаму приходилось драться за Колма?
– Эй, Анна, ты ведь не собираешься драться с каждым, кто начнет обзывать меня, правда? Потому что я не хочу, чтобы у тебя был синяк под глазом, как тогда у Лайама. Только он вовсе не синий. Сначала он был какой-то красно-фиолетовый, потом позеленел, так что я не знаю, почему это называют синяк, но так их называют.
– Нет, Колм, у меня не будет синяка под глазом. Если кто-то захочет тебя обозвать, мне будет его жаль, ведь тогда я узнаю, что у этого человека крохотное сердце, а это должно быть больно.
– А как ты думаешь, у меня тоже крохотное сердце? – Колм постучал себя в грудь. – Потому что там ничего не болит, только когда Лайам грустит из-за меня или когда мама с папой умерли.
– Колм, я не доктор, но могу гарантировать, что у тебя одно из самых больших сердец в целом мире.
Он обхватил ее руками и порывисто обнял.
– Я люблю тебя, Анна.
Она тоже обняла его в ответ.
– Я тоже люблю тебя, Колм.
Подъехал автобус, и Колм всей душой отдался трудному делу – отправился опускать деньги в кассу. Ему так понравилось, что он опустил деньги и за Анну. Затем Колм уселся прямо за водителем и заявил:
– Это на всякий случай, вдруг попадется кто-то противный. Я не хочу, чтобы ты дралась.
– Я обещаю тебе, что не буду драться, но никогда не позволю никому обижать тебя. Но когда-нибудь ты, возможно, поедешь один, и, если кто-нибудь будет к тебе приставать, надо…
Колм пропустил мимо ушей слова Анны о том, что кто-то может к нему пристать. Зато он немедленно ухватился за другую часть:
– Ты правда думаешь, что когда-нибудь я смогу ездить один? Я однажды ездил в школьном автобусе один, когда Лайам болел, но тот автобус забирал меня у калитки и ехал всегда в школу. Это было очень давно. А этот автобус останавливается в куче мест, что, если я потеряюсь?
– Ну, мы могли бы потренироваться, чтобы ты чувствовал себя свободно в автобусе, и тогда ты мог бы поехать куда-нибудь сам.
– Правда, Анна? – Он еще раз порывисто обнял ее.
– Правда, Колм. – Она обняла его в ответ и не в первый раз почувствовала, какое это счастье – работать с такими особенными людьми. А Колм давно уже перестал быть для нее просто клиентом. Она не лгала ему, когда говорила о большом сердце. Без всякой медицинской документации она была абсолютно уверена, что Колм обладает одним из самых больших сердец в истории человечества.
– Так, давай сосредоточимся на том, где нам нужно выйти из автобуса. Нам нужно попасть в центр. На Мэйн-стрит. Туда, где вдоль улицы все эти небольшие магазинчики…
– И кафе «У Мэки», да? Мы не собираемся там обедать, но будем рядом. У него такая красно-зеленая штука над дверью, так что, если идет дождь, ты можешь постоять там и не вымокнуть. Я всегда высматриваю эту красно-зеленую штуку.
– Правильно. Красно-зеленый тент. Давай так. Ты будешь смотреть в окно и скажешь мне, когда, по- твоему, надо будет выходить.
– Ладно, Анна, я буду смотреть и скажу тебе.
Он повернулся к окну и стал внимательно рассматривать мелькающие мимо улицы.
Через пять минут автобус выполз наконец из боковых улиц на Мэйн-стрит.
– Эй, Анна, это здесь. Мы ведь недалеко от Мэки, правда? И Лайам нас встретит, так?
– Так. Когда я позвонила Лайаму и спросила, не хочет ли он с нами пообедать, он сказал, что встретит нас в парке.
– Пошли, пошли! – заволновался Колм и встал.
– Нет. Сядь и сиди, пока автобус не остановится.
Колм плюхнулся обратно на сиденье.
– А-а, точно, в моем старом автобусе тоже было такое правило.
Когда автобус остановился наконец у небольшого павильона остановки на Мэйн-стрит, Колм нетерпеливо вскочил, как чертик из коробочки, которую наконец-то открыли.
– Приехали, Анна! Я взял сумку с ленчем, так что пойдем искать Лайама!
Она вышла вслед за ним из автобуса. Добравшись до тротуара, Колм обернулся и помахал водителю:
– Пока, мистер водитель автобуса. Скоро увидимся, потому что я собираюсь научиться ездить на автобусе совершенно сам. Это труднее, чем на школьном автобусе.
Водитель улыбнулся.
Колм взял Анну за руку.
– Пошли есть. Я умираю от голода. Ездить на автобусах – тяжелая работа.
Они прошли пару кварталов до Уиндем-парка, заросшего деревьями квартала в самом центре городка. В парке были скамейки, несколько столиков и пара шахматных досок. Летом там обычно собирались любители покидать летающую тарелку или поиграть в футбол.
Анна и Колм обнаружили Лайама на одной из скамеек. Волосы у него растрепались – то ли от легкого весеннего ветерка, то ли он сам разлохматил рукой в задумчивости, Анна не поняла. Улыбка, будто приклеенная к лицу, не достигала глаз.
– Добрались все-таки.
Ей захотелось спросить, что случилось. Проблемы на работе? Может, она и не в состоянии вникнуть в его компьютерный жаргон, но выслушать всегда готова, а это наверняка бы ему помогло.
Колм отпустил руку Анны, подбежал к брату и обнял его. Анна заметила, как смягчилось лицо Лайама, когда он в ответ тоже обнял Колма. И так происходило всегда. Интересно, выглядел бы он таким счастливым, обнимаясь… или, может быть, не только обнимаясь… с ней, Анной?
Ее вдруг очень заинтересовал этот вопрос.
– … А водитель автобуса был такой милый, Лайам, – рассказывал Колм, сидя на покрывале, которое прихватила с собой Анна. – Этот водитель, у него большое сердце, не то что у тех мальчишек, что били тебя, потому что я глупый. У них маленькие сердца, говорит Анна, и они, наверное, болят. Но я думаю, что твоему лицу было больно, когда этот Бартл тебя ударил.
Лайам взглянул на Анну и понял, что Колм рассказал ей о том, как они вдвоем ездили в школу на автобусе.
– Это было так давно, Колм! С тех пор мы оба с тобой поняли, что не надо бить людей.
– Ну да, но мне до сих пор не нравится тот парень, Бартл, потому что он ударил тебя.
В этой простой фразе был весь Колм.
По идее он должен был испытывать неприязнь к Бартлу, потому что тот дразнился и приставал к нему. Но нет, Колму он не нравился только потому, что ударил Лайама.
Лайам был благодарен судьбе за то, что Колм так и не узнал о большинстве его схваток с обидчиками.
Анна смотрела на него с симпатией и сочувствием, и Лайам вдруг порадовался, что она тоже о них не знает. И надо надеяться, никогда не узнает. Он не хотел от Анны жалости. Он хотел ее…
Он хотел ее.
Все было очень просто и в то же время сложно.
