— Жулье, — запыхавшись, бросил он на ходу. Потом подошел к девочке с усохшей рукой — малышка ждала его подле Иуды. — Что, испугалась? — спросил у нее Джош.
Девочка кивнула. Джошуа положил ладонь на ее парализованную ручку.
— А эти дяди в высоких шапках сюда идут? Девочка опять кивнула.
— Ну вот, все. Можешь пальчиком сделать вот так? — И он согнул и разогнул средний палец. — Нет, не на этой ручке, на другой.
Джош отнял ладонь от сухой руки, и девочка пошевелила пальцами. Связки и мышцы расправились, налились жизнью, и рука стала в точности похожа на другую.
— Вот, — сказал Джошуа. — Теперь разогни пальчик. Очень хорошо. Теперь покажи его тем дядям в высоких шапках. Вот и умница.
— Какою властью производишь ты все эти исцеления? — спросил один жрец, очевидно старший по званию в группе.
— Нет господи… — заорал было Симон, но его подрезал удар Петра в солнечное сплетение.
Рыбак толкнул зилота наземь и сам шлепнулся сверху, яростно шепча Симону на ухо. Андрей придвинулся сзади вплотную к Иуде и, судя по выражению лица, читал ему такую же лекцию, не прибегая к полному контакту.
Джош взял маленького мальчика из рук матери и прижал к груди. Ноги мальчонки трепыхались в воздухе, будто в них не было ни единой косточки. Не отрывая от малыша взгляда, Джошуа спросил:
— А какой властью крестил Иоанн?
Жрецы переглянулись. Толпа придвинулась поближе. Мы в Иудее, на родной территории Иоанна. Жрецы соображали: перед такой толпой лучше не ставить под сомнение власть Иоанна, дарованную ему Богом, но играть Джошу на руку им было не с руки.
— Этого пока мы сказать не можем, — ответил старший.
— Ну вот и я не могу, — сказал Джош.
Он поставил малыша на землю и придержал его, пока ножки не налились силой и не приняли полный вес тела — тоже, вероятно, впервые в жизни. Мальчонка пошатнулся, как новорожденный жеребенок, Джош подхватил его и засмеялся. Потом взял за плечи, подвел к матери и лишь затем повернулся и впервые взглянул на жрецов.
— Будете испытывать меня? Валяйте. Спрашивайте, что захотите, ехидны, но я буду исцелять этих людей, и Слово Господа дойдет до них наперекор всем вам.
Пока он это говорил, Филипп подступил ко мне сзади и прошептал:
— Ты его можешь вырубить каким-нибудь восточным приемчиком? Надо утащить его отсюда, пока он больше ничего не наговорил.
— Мне кажется, уже поздно, Филипп, — ответил я. — Сейчас главное — не дать толпе разойтись. Ступай в город, приведи побольше народу. Толпа сейчас — его единственная защита. И найди Иосифа Аримафейского. Он может пригодиться, если тут все выйдет из-под контроля.
— А что, еще не вышло?
— Ты меня понял.
Инквизиция продолжалась два часа: жрецы применяли все риторические ловушки, которые только могли придумать, и Джошуа иногда выпутывался, а иногда лез напролом. Я тем временем изобретал способ вывести его из Храма, избежав ареста, но замечал, что все больше храмовых стражников покидает стены и скапливается у ворот.
А старший жрец тем временем бубнил:
— Человек умирает, не оставив после себя сыновей, но его вдова выходит замуж за его брата, у которого три сына от первого брака…[
— Пять, — сказал Джошуа, едва жрец умолк. И все поразились этому чуду.
Толпа взревела. Какая-то женщина завопила:
— Да он точно Мессия!
— Сын Божий пришел к нам, — крикнула вторая.
— От вас помощи, как от козла молока, — сказал им я.
— А ты решение не расписал, не расписал! — заголосил самый младший жрец.
Пока жрец бубнил, Иуда с Матфеем записывали задачу на каменных плитах, но очень быстро потеряли нить. Они переглянулись и покачали головами.
— Пять, — повторил Джошуа. Жрецы растерянно переглянулись.
— Ответ верен, но это не дает тебе власти исцелять во Храме.
— Через три дня не будет тут больше Храма, ибо я разрушу его, а с ним — и ваше гадючье гнездо. А еще через три дня воздвигнется здесь новый Храм, в честь отца моего.
Тут я не выдержал, схватил его поперек груди и потащил к воротам. Остальные апостолы по плану выстроились вокруг нас свиньей. На них снаружи напирала толпа. За нами шли уже сотни.
— Постой, я еще не закончил! — вопил Джошуа.
— Закончил-закончил.
— Воистину подлинный царь Израильский пришел и принес с собой Царство, — закричала какая-то женщина.
Петр дал ей подзатыльник:
— А ты не подсказывай.
Одной лишь массой толпы нам удалось эвакуировать Джоша из Храма и протащить по улицам к самому дому Иосифа Аримафейского. Тот впустил нас и провел в верхнюю комнату с высоким сводчатым каменным потолком, роскошными коврами на полу, целыми горами подушек и длинным низким обеденным столом.
— Вы здесь в безопасности, вот только не знаю, надолго ли. Уже созван Синедрион.
— Но мы только что из Храма, — сказал я. — Когда успели?
— Зря вы им не позволили меня забрать, — сказал Джошуа.
— Сейчас накроют стол для ессейского Песаха, — сказал Иосиф. — Оставайтесь к ужину.
— Праздновать Песах так рано? Почему? — спросил Иоанн. — Зачем нам праздновать Песах с ессеями?
Иосиф не смотрел на Джошуа.
— Потому что ессеи на Песах не убивают агнца.
Вторник
Ту ночь мы провели в верхней комнате у Иосифа. Наутро Джошуа сошел вниз, некоторое время его не было, потом он возвратился.
— Они меня не выпускают, — сказал он.
— Кто — они?
— Апостолы. Мои собственные апостолы меня не выпускают. — Джош снова подошел к лестнице. — Вы прекословите воле Господа! — крикнул он вниз и повернулся ко мне: — Это ты им велел меня не выпускать?
— Я? Ну да.
— Так нельзя.
— Я послал Нафанаила к Симону за Мэгги. Он вернулся один. Мэгги не захотела с ним разговаривать, зато поговорила Марфа. Туда храмовая стража приходила, Джош.
— И?
— Что значит — «и»? Они приходили тебя арестовать.
— Пускай им.
— Джошуа, чтобы настоять на своем, вовсе не обязательно собой жертвовать. Я всю ночь думал.
